Я вздохнула:
— Ну вот, придётся всё-таки резать, чтобы добыть кровь. Дай нож, пожалуйста.
Стоян поднялся и взялся за свой кинжал. Выдернул простыню из-под меня, разложил и покосился как-то непонятно на меня. Протянув руку, я попросила:
— Только не очень сильно, а?
Он усмехнулся и полоснул лезвием кинжала по собственному предплечью. Кровь брызнула и растеклась по светлой простыне, а я ахнула и схватила рубашку, чтобы зажать рану:
— Придурошный! Надо было палец уколоть!
С трудом оторвав кусок подола, я быстро замотала руку мужа, заткнув свободный конец импровизированного бинта. Стоян мотнул головой:
— Заживёт и так.
А потом застыл столбом, глядя в угол. Оттуда раздалось угрожающее шипение, такое знакомое, что я тоже глянула. И не поверила своим глазам. Кусь сидел на мешке, растопырив крылья, встопорщив шерсть на загривке, и шипел, как целое гнездо змей. За несколько дней он настолько вырос, что я умилилась:
— Мусенька! Какой ты стал большой!
Стоян покрепче ухватил кинжал и тихо сказал мне:
— Отодвинься подальше, как только нападёт — я убью дрекавку.
— С ума сошёл! — возмутилась я, вставая, накинула на плечи покрывало и, несмотря на попытки мужа удержать меня, двинулась к Кусю. Стоян отчаянно заслонил меня собственными плечами, а мой зверёк расправил крылья, взмахнул ими и ринулся на него. От ужаса я не нашла ничего умнее, как броситься наперерез и чуть не напороться на кинжал. Зато Куся поймала, прижала к груди, несмотря на отчаянный писк и визг, который уже начал напоминать вопль его родителей. Стоян воскликнул:
— Брось! Я расправлюсь с ней!
— Так! Тихо оба! — рявкнула я.
Кусь нырнул мне под мышку, уловив ярость «мамочки», а муж изумлённо смотрел на сие действо, потом спросил, заикаясь:
— Это… как это… это же дрекавка…
— Это МОЯ дрекавка! Я её нашла и высидела! То есть… Ну, он вылупился у меня на груди!
— Женска особь, — буркнул Стоян, всё ещё недоверчиво поглядывая на виднеющийся из-под мышки клюв Куся.
— Откуда ты знаешь?
— Женские летают. Мужеские не умеют.
— Так ты у нас де-е-евочка! — протянула я, почёсывая Куся, теперь уже Кусю, за ушками. Дрекавка схватила меня за палец клювом и проурчала что-то не слишком довольное.
— Ну-ну, не дуйся! Это Стоян, мой муж, очень хороший парень! А это Кусь, мой зверёк и соратник, полезный товарищ, умеет выделывать всякие разные штучки!
Очень хороший парень сел на постель с видом дурачка и почесал в затылке:
— Янушка, одного уразуметь не могу! Како ты помыслила дрекавку взять? Оне ж яростные да злющие!
Кусь проклекотала возмущённо из-под моей руки, и я успокаивающе погладила зверёныша по спинке.
— Дикие, может, и злющие, а Кусенька мой… то есть, моя воспитанница! Она умница и здорово мне помогла на смотринах!
— Ох, любая… Тяжко буде людям принять, аль я твёрдо знаю сей час — не ошибся с выбором жены.
Я присела рядом с ним, прислонилась к его плечу, и Стоян обнял меня за плечи. Подул в ухо:
— Иди-ка, ложися. Время наследника зачать! А после - спать, на одном ложе... На всю жизнь.
Глава 28. Ты устал смотреть на праведные лица…
Солнышко грело нос, щекоча, и я чихнула. Разлепила глаза, отодвинула в сторону балдахин и поймала целый сноп лучей. Зажмурилась. Улыбнулась. Новый день…
Место в кровати рядом пустовало. Я провела ладонью по впадинке на тяжёлой подушке, набитой гусиным пухом. Она ещё хранила тепло тела мужа. Рано встаёт мой князь, как всегда до рассвета, да мечом машет, а после идёт землями управлять. Сегодня у него посол из Северного княжества…
Посол!
Я подскочила на постели и хотела спрыгнуть на пол, да запуталась в покрывале. Скомкала его, отшвырнула в сторону и села. Успокойся, Янка, всё будет хорошо. Ещё рано, солнце низко, а посол прибудет дай бог к полудню… До этого надо сделать туеву хучу дел, а ещё переодеться потом! Если Прошка не подготовила платье, её надо убить.
— Параскева! — взвыла я, плеская в лицо приятной холодненькой воды из кувшина. — Прошка, мать твою! Проснись!
Взяла моду сопеть по утрам, и не добудишься! Ладно, сама оденусь. Уже давно научилась.
На скрип сундука Прошка таки появилась. Влетела в опочивальню неприбранная, доплетая косу на ходу, засуетилась, пытаясь скрыть зевок:
— Ох! Уже поднялася! Чёж так рано-то? Фенька ток спустилася за кисельком…
— Не мельтеши, соня, — усмехнулась я, натягивая голубое платье поверх чистой рубахи. — Подай лучше щётку.
— Я сама, сама, свет Янушка, и причешу, и косоньки заплету…
Прошка явно чувствовала себя виноватой, потому что мягко усадила меня на сундук и принялась водить щёткой по волосам, которые за полгода отросли почти до пояса. А я перебирала в ларце украшения. Ожерелье надеть? Или лучше вот это колье с синими камнями, а к нему серьги крупные… Пальцы наткнулись на гладкий кругляш, который горячо стрельнул искрой и зацвёл бирюзой, словно кусочек неба отразил. Капля. Давно Стоян её не надевал. Да и я уж позабыла совсем о ней. А камень, видать, скучает. Я поношу его, но не сегодня. Без него спокойнее…
— Как тебе косоньки закрутить, Янушка?
— Уложи в рогалики по бокам, — рассеянно ответила я Прошке, а сама нанизала на пальцы перстни. Родовой княжеский, родовой Борков и подаренный Стояном совсем недавно янтарный с доисторическим комариком внутри. Моя любимая горнишная уже заколола свёрнутые косы по бокам головы и одела на них шапочку из белёного льняного полотна, а потом стянула и завязала на затылке шнурочек. На шапочку накинула полупрозрачный платок, концы которого красиво спадали по плечам и спине, а поверх закрепила жёсткий обруч из золотых пластинок, украшенных крупными камнями глубокого синего цвета. С обруча на уровне висков струились подвески, которые сделал для меня по спецзаказу местный умелец — тоненькие цепочки, перемежённые небольшими колечками из другого металла. Всё это блестело на солнце, покачиваясь, издавало мелодичное звяканье, а главное — обязывало держать спину прямо. Иначе серьги путались в подвесках, и Прошка сердито ворчала, разбирая украшения.
Закончив одеваться, я подошла к окну и распахнула его. Свежий воздух ворвался в опочивальню, заставил меня зажмуриться по-кошачьи и вздохнуть полной грудью. Стремительно приближалось лето, дни становились всё длиннее, ночи — всё теплее, а птицы щебетали на ветках деревьев во дворике хором всё раньше и раньше. Надеть ли тонкую шубку или лёгкий опашень? Обернулась к сундуку, прищурилась на обе одёжки и посчитала:
— Эни бени рес, квинтер финтер жес, эни бени раба, квинтер финтер жаба…
