— Лучше скажи, Митрофанушка, — ласково попросила я. — Не отступлюсь. Так или иначе выведаю, что знаешь!
Больной неохотно поднял на меня взгляд. Глаза без ресниц чуть сощурились. Митрофан покачал головой:
— Ты другая, княгиня, и он другой. Не наши вы оба. Аль сгинул он, непременно сгинул, иначе капля бы не далась тебе в руки и не приняла бы тебя.
— Жаль, если так, — искренне огорчилась я. Мне действительно хотелось хоть один раз встретиться с Геной, спросить, как у него вышло перенестись в этот мир. А там, чем чёрт не шутит, может, и найти способ вернуться обратно…
При этой мысли я встала, прошлась по тесной комнатке. Хочу ли я вернуться в мой мир? Конечно, хочу! А как же Стоян? Прошка с Фенечкой? Кусь? Ну… Девки замуж выйдут, родятся у них детки, да и Богдана, небось, перенесётся на своё место… Кусь поскучает и в лес улетит, к своим сородичам. Стоян… У него будет та же жена, только немножко другая. И родит ему наследника. Она-то не забивала себе гормоны противозачаточными таблетками…
Толку думать об этом, если всё едино нет способа снова обменяться местами…
Посла Северных земель мы встречали в тронной зале. Я, заглянув в стряпошную, уже сидела на своём троне помельче, когда из потайной двери сзади вышел мой муж в сопровождении Федота и Петюхи, бряцнул мечом о ступеньку и наклонился надо мной:
— Любая! Здравствуй!
— И ты не хворай, — приняв нежный поцелуй в губы, ответила ему словами Митрофана. — Всё-то ты в трудах, великий князь, аки пчела. Даже с женой утром словечком перекинуться некогда.
— Зато ночью перекинулись, и не токмо словечком! — он подмигнул мне, а потом обласкал таким жарким взглядом, что в животе сразу потянуло, заныло, дрожь пробежала по телу. Да, ночами мы живём, как простая пара, а не как князья. Ночами нам хорошо и спокойно…
Только муж уселся на свой трон, вошёл дьяк с козлиной бородкой и провозгласил зычным голосом, читая с грамоты:
— Посол светлого князя Североземельского Авдей Мотыгин видеть тебя желает!
— Проси, — кивнул Стоян, чуть вольготнее устроившись на неудобном сиденье. Я же, наоборот, напряжённо выпрямилась. У мужа своя задача: не уступить соседскому князю часть территорий, покрытых густыми лесами, но и не поругаться с послом. Для этого были приготовлены подарки для княжеской семьи и самого Авдея, который, по словам знакомых с ним белокаменцев, очень уважал борзых собак. Моя же миссия была совсем другого рода. У князя подрос старший сын, наследник, и ему активно искали достойную невесту. По возрасту он как нельзя лучше подходил Марии, из себя был пригож, характером силён, смел и добр. Несколько дней назад, узнав о посольстве из Северных земель, моя золовка прибежала в смятении и буквально бросилась мне в ноги, умоляя замолвить за неё словечко. Измаялась бедная в четырёх стенах, замуж ей хотелось больше жизни.
Но Стоян был настроен скептически. Брак между Марией и северным княжичем был выгоднее нам, чем им. Даже приданое не могло бы перевесить чашу весов в сторону более чем скромной невесты. Однако мы тоже не пальцем деланные. Я решила пойти конём и позвала из монастыря молодого и очень талантливого иконописца, заказав ему портрет Марии. Поначалу меня даже предать анафеме хотели. Ну не принято тут рисовать иные лики, чем святые! Сторговались мы с монастырским начальством на тёмном фоне, исключительно простой одежде и атрибутах крайне религиозной девицы. Нимб, правда, рисовать не стали — не заслужила. Но портрет вышел, как живой. Княжич просто не сможет не влюбиться в Марию!
Однако поговорить с послом мне удалось только за обедом. Он прибыл в сопровождении сестры — румяной, полной и отнюдь не скромной дамы. Которой выпало по этикету сидеть рядом со мной. По счастью, рыбу она не любила, зато обожала пироги и кулебяки, которых у Анисьи всегда было заготовлено без счёта. Заинтересовавшись соусом, в который я макала хлеб, она начала выспрашивать рецепт, а с него мы плавно перешли на хозяйственные проблемы и инновации.
— А недавно мы опробовали новую маслобойку, — похвасталась я. — Чернавки довольны — масло сбивается быстрее и легче.
— Так ить и у нас быстро! — возразила Мотыгина. — Жбан на плечи ремнями повесила и ходит себе, работает, а масло бьётся.
— Наши ручку крутят. Час-полтора и готово!
— Ручку? Как это? — любопытно спросила сестра посла. Улыбнувшись, я сказала ей доверительно:
— А покажу. Вот после обеда сходим в стряпошную, и всё покажу.
Потом наклонилась ближе и, понизив голос, добавила:
— Есть у меня ещё подарок для вашего старшего княжича, только ему надо передать лично в руки!
Я и правда устроила ей экскурсию в сердце хором, в кухню. Продемонстрировала маслобойку, венчик для взбивания яиц, после провела в вышивальню. Там вовсю орудовали девицы дома — кузнец изготовил для них особенные тонкие иголки по моему заказу. И портрет Марии удалось передать, и саму золовку показать. Мотыгина осталась всем довольна, обещала посодействовать, составить протекцию. Правда, не задаром: за пару новеньких шлифованных иголок и быстрый рисунок механизма шестерёнчатой передачи маслобойки.
Потом мы всем кагалом ходили выбирать щенков борзой, чтобы торжественно подарить послу, потом были в церкви, потом…
Потом я села в тронной зале принимать просителей. Бабы из окрестных деревень, боярыни, дочка мельника, которую заставляли против воли выходить замуж… Когда последняя терпила вышла с поясными поклонами, я выдохнула, посмотрела на спящую сидя у трона Прошку и расслаблено съехала в неудобном кресле, опершись на подлокотник. Тогда-то в зале и возник старец в белой хламиде с посохом в руках. Этот гость даже напугал меня: походу, он просто появился из ниоткуда, совершенно точно не в дверь вошёл!
— Кто ты и зачем явился? — спросила я строго, выпрямляясь. Старик огладил длинную седую бороду и хмыкнул так, что сердце тревожно застучало набат. Сейчас что-то случится.
Глава 29.У меня на Москве-то и колокола звенят…
— Кто ты? — повторила я, но уже не так уверено. Старик приподнял посох над ковром и ответил:
— Аз есмь волхв. А ты пойдёшь со мной.
И стукнул деревяшкой о пол. Я захотела закричать дружине, на помощь, но горло словно перехватило, и ни один звук не смог вырваться из горла. А потом воздух колыхнулся вокруг меня, а когда успокоился, я уже стояла посреди поляны в лесу. И даже голова не успела закружиться в этом странном полёте. А вот по прибытию мне ужасно захотелось свалиться в обморок. Ибо стало страшно. На зелёной, почти нереальной травке в круг стояли замшелые, наполовину вкопанные в землю камни. А мы оказались точно посередине этого самого круга. Если бы я смотрела исторический фильм, подумала бы, что трепетную деву, то бишь, меня будут приносить в жертву, ударив в сердце кривым ножом…
Старик был тут же — стоял, раскинув руки, подняв лицо с закрытыми глазами к небу, и шевелил губами. Волхв — это вроде бы дохристианский жрец. Чего ж ему от меня-то надо? И что он делает — молится, что ли? Может, и мне помолиться — пришёл мой последний час? Грохнут, как крокодила Гену, и поминай как звали…
