Вытащить меч, шаг вбок, удар, наклон – никто не отвечает, но это уже рефлекс – удар, поворот, удар.
– Кайт…
Ее спутники – дезертиры и трусы – сбежали, не ожидая исхода схватки с поднявшимся мертвецом. С ее братом.
Эссия села на холодную землю и зарыдала. Рядом дергалось в бессильных конвульсиях то, что еще несколько дней назад было Кайтом – одним из лучших рыцарей Юга.
…Мы грянем завтра в бой, под золото знамен,
Пусть будет враг разбит и – предан – прах земле,
Иди смелее, – князь, – ты дерзок и силен,
И армию – южан веди за солнцем вслед…
* * *
Они стояли втроем на балконе ратуши. Внизу гулял народ, солнце приближалось к горизонту.
– Папа, это уже просто неприлично, в Ааллоне должны увидеть наследника престола. Люди в столице изнывают, а местные между тем даже пальцем в меня тыкать перестали, до того привыкли!
– Насидишься еще в столице. – Король Льда рассеянно погладил молодую сову. Старая чуть не погибла во время боя, и Оберон отправил ее, единственную, в Ааллон – пусть на ней репетируют поздравления и славословия.
– Я тоже за возвращение. – Герда обняла мужа сзади за плечи.
Король Льда тяжело вздохнул, и вдруг стало видно, что он ниже жены. Мощнее, основательнее, но – чуть-чуть ниже.
– Вы думаете, я вернусь победителем? Вы ошибаетесь. Почти две тысячи лет назад я выбил из этой страны орду варваров, не знавших железа. Раз в пятьдесят-сто лет они возвращаются, и их все больше и больше. Они научились обрабатывать металлы, шить хорошую одежду, у них есть театры и поэты.
– У нас тоже есть, – рассмеялся Шут.
– Сейчас они пришли с боевыми машинами, и их очень много. Мы – те же, что и две тысячи лет назад. Они превосходят нас численностью и стали гораздо сильнее. Вы знаете, что будет, когда они придут через сто лет?
– Мы их выбьем еще раз, – легкомысленно заявил Дагда.
– В ту ночь, когда семья объединилась, у меня было видение.
– Я помню, – отметила Королева Льда. – Ты обещал рассказать.
– Я видел большие шары, плывущие в воздухе. Чадящие машины, ползущие по земле. Я видел, как мы проигрываем битву за битвой, теряя лучших людей и друг друга.
– Ты слишком стар, муж мой, – рассмеялась Герда. – Сто лет – это очень много. Лично меня сейчас гораздо больше волнует возвращение в столицу. Кэйти нужна теплая постель.
– Кэйти? – заинтересовался Оберон. – Снежной кошке? Ты собираешься брать ее на наше ложе?
– У тебя в замке прохладно. А кошки совсем не мешают, лежат, ноги тебе греют.
– Она же весит больше, чем я в полном доспехе!
Герда рассмеялась:
– Муж мой, ну какая разница, сколько весит Кэйти, если через сто лет к нам придут твои южные варвары и все здесь захватят?
– Ловко, – улыбнулся Дагда.
– Туше, – согласился Король Льда.
Солнце тронуло ободом крыши.
Был теплый вечер, был закат.
Теплый закат Ледяных Королей.
♀ Письма московскому другу
Февраль, 2017
Здравствуй, златоглавая!
Грядет еще один человеческий день, в котором мы не встретимся. Но, отчаявшись когда-нибудь приблизиться к тебе, услышать ласковый голос курантов, прикоснуться к семи холмам, – я все-таки начну новый день.
Разгоню сумрак над Невой, и она, замерзшая, проснется, заблестит под лучами, радуя прежде всего моих – но и твоих тоже, я знаю, кто-нибудь приедет обязательно, принесет мне весть от тебя. Они всегда приезжают – в Эрмитаж и в Казанский, в Петропавловку и Исакий, и даже в кунсткамеру, хотя я не понимаю, что в ней красивого. А пока мои кони на Александрийском театре безмолвным ржанием передают привет далеким собратьям на Большом.
Искренне твой друг…
* * *
Не старый еще, но очень известный деятель искусств по фамилии Мариинский, однажды вечером глядя из окон на Крюков канал, предавался томительным размышлениям. Горел светильник, за окном было ветрено, в голове жужжали, будто насекомые, назойливые идеи. Давно нет ничего нового, свежего, революционного. Особенного, чтоб рвать в клочья сердца, как струны, и ломать подмостки. Чтоб зритель плакал, как ребенок, и хохотал, как мудрец, понявший истину. Чтоб чувства, чтоб полет, чтоб гармония…
– Креативите в одиночестве, милейший? – раздался голос. – Ни подруги, понимаешь, ни прислуги… Но готов помочь, из уважения к таланту.
В комнате материализовался смутно знакомый Мариинскому тип: худощавый брюнет с пронзительным взглядом и острым волевым подбородком, длинным носом и тонкими губами. Одет посетитель был обычно: в шелковую рубашку, джинсы и кожаный пиджак. Подкрепляли ансамбль туфли с зауженными носами. Не то офисный планктон, не то…
– Я ваш менеджер на сегодня, – довольно улыбнулся гость. – И мое предложение столь заманчиво, что нравится самому.
– Мог бы и поздороваться, из вежливости, – буркнул Мариинский.
– Лучше сразу к делу… коллега. Вы слуга искусства, я… тоже, где-то. Хотите удивить публику – жажду поучаствовать. Мы с вами создадим симфонию. Современную. И поставим на ее основе балет. Как вам?
– Уже было, – пожал плечами деятель культуры. – «Ленинградская…», например.
– Нет-нет-нет.
Гость вскочил с места и подошел к окну.
– Поверьте, я тоже люблю Шостаковича. Но сегодня этого мало. Нужен дух современного города. Драйв и ритм. А главное – диалог с массовым зрителем.
Мариинский поморщился:
– Никогда не создавал попсу.
– Что вы, что вы, – замахал руками гость. – Вы не поняли. Искусство должно быть понято народом – сказал, между прочим, Ленин, хе-хе, – а не прожевано народом. Мы возьмем за основу классику, произведем современную обработку – и подадим как ноу-хау. С учетом потребностей среднестатистического горожанина. Это маркетинг, ничего больше.
– Сколько? – мрачно спросил Мариинский.
– Да не попрошу я вашу бессмертную душу, мэтр! Ко мне всегда очередь с такими предложениями, начиная от Ла Скала и заканчивая Сиднейской оперой. А они и так мои, – последнее он пробормотал себе под нос. – От вас потребуется сущая безделица: дать ведущую партию моему протеже. Ручаюсь, вы и сами будете рады – гений, гений!
– Хорошо, сначала покажи, что предлагаешь.
– У меня все готово!
Гость запустил обе руки в пустоту, вытащил компьютер последнего поколения, принтер и ворох нотной бумаги.
– Синтезатор, вижу, у вас неплохой, – он кивнул на инструмент в углу. – А USB-кабель найдется?
