– Итак, «Симфония Петербурга». Начнем с начала, с XVIII века. Во вступлении у нас первыми скрипками будут Тиц и Луиджи Мадонне. Музыка чуть мрачноватая, представьте: финские болота, шведские войска, натиск, отпор – и в конце тема Петра – победа, триумф, закладка крепости.
В первой части главная партия – молодой город, энергичный, утонченный…
– Но кто это будет танцевать? – перебил мэтр.
– Да не спешите, сейчас нет так важно – кто, важно – как. Совместим русскую классическую школу и европейскую, покажем загадочную душу и жажду деятельности.
– Но элементы…
– Полностью на ваше усмотрение, – перебил гость. – Доверяю специалисту. Итак, после соло – короткая связующая, танец скорби о кончине Петра, затем побочная партия Меньшикова…
– Я даже знаю, кому это дать, честолюбцев в труппе хватает.
– Отлично! В разработке покажем елизаветинские времена – художникам необходимо объяснить, чтоб парики, расшитые камзолы… техника танцоров в стиле барокко…
– «В стиле барокко?» – изумленно переспросил Мариинский. – Как это?
– Ну вы же профессионал, придумайте, – небрежно махнул рукой гость. – Высокие прыжки, полагаю… И реприза наимощнейшая: Екатерина, Крым, медный всадник, классицизм…
Мариинский хмыкнул, но ничего не сказал.
– Вторая часть спокойная и величественная, – как ни в чем не бывало продолжал «менеджер». – Глинка и его «Жизнь за царя». Потом…
Гость задумался.
– Тут масса всего. Должны звучать пушки войны двенадцатого года и штуцера восстания декабристов; звенеть рельсы Царскосельской железной дороги и радостный хор отмены крепостного права.
– Хор?
– Не придирайтесь к словам, коллега. Поставьте кордебалет, массовку. Тем будет много и разных, но они должны перетекать друг в друга: Чайковский, «Могучая кучка» – и Штраус, обязательно Штраус!
– То есть, вальс предусмотрен?
– Что вы, что вы – конечно, конечно! И подумайте о танцовщице! Кого из балерин вы видите в роли партнерши Петербурга?
– Боюсь, только Терпсихору, – рассмеялся мэтр.
– Хм. А это мысль… Но согласится ли она? – «менеджер» почесал в затылке.
– Вы серьезно?
– Более чем, дражайший мой, более чем! Заканчиваем до-диез минором раннего Рахманинова и переходим к третьей части.
– Второй акт?
– Думаю, да. Двадцатый век пишем в форме рондо: Петербург-Петроград-Ленинград-Петербург. Начинаем с «Тоски» Пуччини…
– Пуччини?! Но почему?
– Ах, mon cher, ну как вы не понимаете. «Балтийский мрак с тоскою италья-ан-ской», – пропел неожиданно чистым баритоном гость. – Северная Венеция накануне перемен. Черная Пальмира на перекрестке миров…
– «Черная Пальмира» – это из другой оперы, – возразил Мариинский.
– Согласен, увлекся. Но все равно про наш с вами город.
– Наш с вами?
– Конечно, – насупился «менеджер». – Я здесь чувствую себя как дома.
– Ты везде как дома. Вернемся к балету.
– Да! Так вот, дальше Петроград – корабли, Андреевские стяги…
– Предлагаешь, чтоб корабли танцевали тоже?
– А есть подходящие? – полюбопытствовал гость.
– Ну… – смутился Мариинский.
– Решим по ходу. Один корабль точно будет нужен.
– Крейсер «Аврора», – понял деятель искусства.
– Именно. И от его аккорда начинается тема революции. Музыка Прокофьева, в костюмах преобладает красный цвет, в хореографии – элементы модерна…
– Принято.
– Я знал, что мы поймем друг друга. В середину предлагаю вставить наконец-то Шостаковича. Вот это «Пам! Пам! Па-пам-пам!» ничем нельзя заменить. Даже комментировать не буду, уже столько всего сказано про блокаду, про героизм, зачем повторяться. И пусть немецко-фашистские захватчики танцуют в рогатых касках, как было в оригинале.
– Что, натуральные? – вздрогнул мэтр.
– Нет, зачем же! – отмахнулся гость. – Найдутся умельцы. Мало ли сейчас желающих подражать…
– Я понял, понял, – поспешил убедить Мариинский. – А после войны что?
– После войны – мир. Строительство. «Время – вперед», Свиридов. Да, пока не забыл: в ленинградской части, что очень важно, должны быть рок-группы, хотя бы в виде попурри.
– Все?!
– Насчет всех не уверен, но однозначно – «Аквариум», «Кино», «Алиса», «ДДТ»… И завершаем двадцатый век, то есть наше рондо, темой Корнелюка из «Бандитского Петербурга», ибо это нельзя игнорировать, это эпоха, фактически декаданс…
– Я с тобой поседею, – отозвался Мариинский, вытирая пот со лба. – Танцорам прикажешь выдать пистолеты? А может сразу «оптику»?
Вместо ответа гость, приложив руки к груди, проникновенно, вполголоса, начал: «Ночь, и тишина, данная навек»…
Мэтр дослушал до конца и молча кивнул. Что ни говори – а такое не забыть.
– Я должен передохнуть, прежде чем приступать к веку двадцать первому, – заявил гость, расположившись на банкетке, согнув руку под голову и закрыв глаза. – Там всего-то четырнадцать лет, но – финал, сами понимаете. Как его видите вы, кстати?
– Ну… – Мариинский задумался, откинувшись в кресле. – Если следовать твоей логике, вероятно – «КиШ»?
– Неплохо, – «менеджер» открыл глаза. – Вот только я не представляю, как под них танцевать. Поэтому лучше – «Чиж». Блюзы. И еще Мумий троль, вот это: «Петербург-сити, Петербург – в сети».
Гость приподнялся на локте и противным голосом, довольно похоже, изобразил.
– Тоже почти блюз, но как актуально! А поскольку завершить мы должны не черт весть как, а на подъеме, предлагаю добавить настоящей фантастики.
– А именно? – заинтересовался Мариинский.
– Что-нибудь… романтическое… утопическое…Но чтоб чувствовался сегодняшний день. Вот вслушайтесь: волны… Гасят ветер…
– Это же двадцатый век. Мы его уже обсудили и закончили.
– Мда? – недовольно протянул гость. – А по-моему, двадцать второй, хе-хе. Самый полдень. И уж точно сейчас – остро и животрепещуще, как никогда. И обрамляем незабвенным «Зимовьем зверей», здесь танец должен быть быстрым, предлагаю «Ночи без мягких знаков», чтоб белые ночи засияли во всем блеске.
– «Я фонарею», – покачал головой мэтр.
– «Когда по Неве проплывают киты?» Я тоже. Но как феерично! Ну и конечно же – отражаем трехсотлетие нашего юноши.
– Крестный ход и звон колоколов? – ехидно поинтересовался Мариинский.
– Да делайте что хотите, – вздохнул «менеджер». -Но лично я за лазерное шоу с фонтанами. Черновик, я считаю, готов, детали обсудите с музыкантами и танцорами.
