Я открыл рюкзак, и из него тут же показалась тупая морда.
– Русик Тарбаев, кинорежиссер, – узнал его Ахметов. – Скотина, каких мало, дослужился до замминистра. Ладно, бери свою Снежану и вали отсюда. Кстати, жаль, что с Астаховым так получилось.
– Да нет, не жаль, – ответил я. – Сердечный приступ в данном случае – лучший выход, учитывая, что мужиком он был неплохим.
– По мне, так все они неплохие, – проворчал, закидывая свинобабку на плечи, ученый. – Когда урчат мордой кверху.
Я взял сумку, попробовал ее на вес – гравиколесики работали исправно, неприятностей с этой стороны можно было не ждать.
– Эй, Ахметов, – окрикнул я уже уходящего с моим рюкзаком ученого. – А в Африке вообще есть это место-то, райское? Единственное нормальное, а не наша зона приключений? Ну, «Райские кущи»?
– Есть, конечно, – расхохотался он в ответ. – Но живут там более достойные люди. Африканское племя, каннибалы, отличные ребята.
По дороге домой я рассуждал, как объяснить произошедшее Кате. Правду сказать я ей не мог, даже если бы очень захотел, а лгать надо было как можно убедительнее.
И еще я чувствовал, что пора сваливать из Москвы куда-нибудь на Урал, а то и подальше. А что? Устроюсь там программистом на завод, стану зарабатывать деньги – учитывая, что в доме свинобабка, и на еду особо тратиться не придется.
А Катя… Хорошая девчонка. Надежная, честная. И красивая.
Главное, не выставить ее в очередное мерзкое утро…
Впрочем, может быть, именно с ней я буду просыпаться с удовольствием?
В сумке радостно урчала Снежана.
♂♀ Грибоедовский вальс
Царскосельский Императорский лицей, раскинув крылья корпусов, недоверчиво и радостно любовался снежным пейзажем. С утра дворник еле-еле успел расчистить дорожку к крыльцу, иначе Дашеньке пришлось бы совершать нелегкое путешествие от лимузина до ступенек по целине.
Взбежать на крыльцо и набрать код, а там… Пути назад не будет. Она – новая ученица в седьмом, выпускном, классе.
– Кто?
– Воронцова!
Послышалось шушуканье, и под полонез Огинского дверь отворилась.
Последний критический осмотр: короткая черная шубка, сапожки с меховой оторочкой, портфель, самый стильный во всем Петербурге, а уж в Царском Селе – тем более. Вполне прилично. Внешний вид – пятьдесят процентов гарантии того, что она не станет белой вороной.
Наскоро перекрестившись, Дашенька ухватилась за ручку и проскользнула внутрь.
Сдав шубку и сапожки гардеробщице, еще раз придирчиво оглядела себя в зеркало: форменный сарафан в крупную клетку, белая блузка, дорогие элитные колготки от самой мадам Сумароковой – не японская подделка – и легкие кремовые туфельки. Все новенькое, как на кукле «Варенька», только что вынутой из упаковки.
Вот и класс. За дверью оживленные разговоры, смех: ученики обмениваются впечатлениями после каникул. Дашенька решительно открыла дверь. Голоса смолкли, шестнадцать пар глаз воззрились на новенькую.
Девочки заинтересованно-настороженно (красавица! А значит – соперница!), мальчики – более благосклонно (красавица! А значит…).
– Привет! – осторожно произнесла Дашенька.
От группки у стены отделился высокий черноглазый мальчик и, улыбаясь до ушей, приблизился к Новенькой.
– О, госпожа графиня! Какая честь! – проговорил он, рисуясь, и отвесил поклон чуть не до земли. – Мадам и месье, разрешите представить! Дарья Кирилловна Воронцова, дочь генерал-губернатора Армении, умница, красавица, глаза… зеленые, коса русая, фамилию вскорости сменит на мою. Женюсь!
Он картинно пожал плечами и шаркнул ногой.
Дашенька покраснела, крепко прижав к себе портфель. Мальчик между тем вытянулся в струнку и по-военному отчеканил:
– Граф Александр Орлов к вашим услугам!
В этот момент в класс вместе со звонком, шурша длинными юбками, вплыла остроносая учительница.
– Почему вы не на своем месте, граф? – нахмурилась она. Орлов побежал к парте. – Здравствуйте, дамы и господа!
Девочки присели, мальчики ответили дружными кивками.
– Мадемуазель Воронцова? Садитесь пока… ну хотя бы вот сюда!
Столы в классе были расставлены в шахматном порядке, углами друг к другу: по четыре справа и слева и один в середине, перед столом учительницы. За него и предлагалось сесть Дашеньке.
– Итак, литература. В последний день занятий мы писали сочинение на свободную тему. Мадемуазель Ананьева, ваше сочинение – верх минимализма. Вынуждена поставить вам шесть баллов. Аракчеев – неплохо, но не стоит увлекаться деепричастными оборотами. Восемь баллов. Вяземский, встаньте, пожалуйста.
Из-за последней парты у окна поднялся невысокий мальчик. Он смотрел на учительницу так, словно она собиралась сказать нечто смешное. Заметив взгляд Дашеньки, мальчик кивнул ей, будто соучастнице по какой-то шкоде. Девочка тут же отвернулась – еще чего не хватало!
– Князь Вяземский, вы окончили шесть с половиной классов старейшего российского лицея. Я ожидала от вас лучшего знания основ русского языка. Как вы могли написать слово «шиш» с мягким знаком? Уже не говорю о допустимости просторечий в художественном тексте!
– Тамара Владимировна, я вынужден вас огорчить, – с сожалением произнес Вяземский. – В моем случае «шишь» – существительное женского рода и не является просторечием.
– Поясните, Павел? – заинтересовалась учительница.
– Ну разве вы не знаете? Шишь – это африканская мышь. Мы по зоологии проходили. Очень злая.
Тамара Владимировна клюнула длинным носом в тетрадь Вяземского, вчитываясь в контекст. Видимо, африканская мышь по смыслу подходила. Учительница на мгновение задумалась, а потом побледнела, осознав, что над ней издеваются.
– Александр Орлов! Вы знаете о таком животном, как «шишь»?
– К несчастию моему, нет, – вскочил граф. – Я уверен, что князь Вяземский, обладающий великолепной фантазией, просто выдумал его.
– Вяземский, садитесь, три! – прошипела Тамара Владимировна, доставая следующую тетрадь. – Дашков, великолепный язык, потрясающая образность. Одиннадцать баллов.
Дашенька следила за взглядом учительницы, выставляющей оценки. К ее удивлению, сидящие слева получали оценки ниже, чем сидящие справа, хотя это могло быть и случайностью.
– Орлов. Ну, что я могу сказать? За один урок вы не просто написали сочинение, но сделали это в стихах. Великолепно! Высший балл! Двенадцать!
Послышались хлопки. Дашенька с недоумением обнаружила, что аплодируют только сидящие справа. Левая сторона класса молчала и вообще по большей части занималась своими делами – кто-то рисовал, кто-то тихо переговаривался.
