Это не мое дело. На это есть анестезиолог. Однако: как неприятно, все усилия – прахом…
Алина вынырнула в реальность рывком. Четыре рисунка, четыре цветка – перед ней. Один из них – красным.
Она набрала номер Кирилла – перед расставанием обменялись.
– Почему эта женщина, хирург, не взяла свое время?
– Это не женщина, а мужчина. Ему нужно было два часа, потому что он боялся не успеть сделать важную операцию.
– Он обошелся так?
– Нет, – спокойно ответил Кирилл. – Он умер. У него был рак.
– Зачем ты дал мне такое время? – закричала Алина.
– Ты ни о чем не спрашивала. Ты сказала, что тебе нужно еще три часа. Другого не было.
– А… на мне это не отразится?
– Его болезнь? – понял Кирилл. – Нет. Спокойной ночи.
Он нажал отбой.
Алина бросила телефон, уселась на кровать и обхватила руками голову.
Она пользуется чужим временем – тем, которое уже не нужно заказчикам, или они не могут им воспользоваться. Ничего преступного. Почему же ей так мерзко сейчас?
Она просидела еще некоторое время – потом уснула. Утром встала вовремя и поехала на работу.
Оставалось еще два цветка.
Пережитое никуда не ушло. Целый день Алина беспокоилась за детей, за мужа и за своих пациентов. Им всем не хватало ее внимания, участия, любви – всего.
Она танцевала всю вторую половину дня, непрерывно вздыхая о том, что младший сын ушел в школу в резиновых сапогах, вместо того чтобы надеть унтики. У Тимофеевой из четырнадцатой загноился шов, а Брыкалов, из восьмой, оказывается, не переносит миорелаксанты, и почему жена сообщила об этом в последний момент…
Совершенно вымотанная, физически и морально, Алина входила вечером в парадную с одной мыслью: не общаться больше с Кириллом. И в этот момент позвонил Никита.
– Ты можешь, конечно, тянуть и дальше, – начал он, не поздоровавшись, – но знай, что кредит моего доверия исчерпан. И я вынужден…
– Завтра! – рявкнула Алина. – Завтра деньги будут!
Чувствуя себя выжатым лимоном, она вошла в лифт и поднялась на двадцать пятый этаж.
Кирилл открыл дверь.
– Мне нужен час, – почти прорычала Алина. – Последний час! У тебя есть?
– Последний – есть, – невозмутимо ответил Кирилл, и тут же, как будто готовился, протянул ей темпомер. Черные цифры едва виднелись на черном фоне.
– Ты не в форме сегодня, иди домой. Прибор вернешь завтра.
И он закрыл дверь перед самым носом Алины.
Она стояла и хлопала глазами. Вот так? Не поговорить, не выслушать, не напоить кофе? Даже не дать войти, не снять напряжение?
Тупо простояв еще около минуты, она поняла, что безвозвратно теряет время и вернулась в лифт.
Дома она машинально сняла пальто и ботинки, села за стол, положив рядом темпомер. Бумага, карандаш.
Орхидея. Королева цветов, одна из самых красивых – она, а не роза. Но как же Алина их ненавидела! Орхидеи дарил ей бывший жених, когда делал предложение. И в тот вечер, когда они так ужасно, навсегда, рассорились, орхидея стояла в вазе и пахла невыносимо, незабываемо, до сих пор при одном воспоминании об этом запахе и о том вечере начинает болеть голова…
Но рисунок хорош. Орхидея восхитительно будет смотреться на детском комодике.
И последний – нарцисс. Их дарил Никита, в мае. Говорил, что это она, Алина, похожа на нарцисс. Неправда!
Она закончила рисунок и взглянула на часы. Прошла не минута, а… пятьдесят четыре, почти час!
Ах, да, она ведь совсем забыла включить темпомер… Но ее воспоминания были такими живыми, что не отпускали до сих пор, как и в предыдущие разы.
Алина взяла прибор в руки. Черные цифры на черном.
А кнопки-то и нет! Выходит, его нельзя было включить?
Организм требовал немедленного сна, и Алина, даже не заходя в душ, упала на кровать.
Она сделала все это утром: зарядка, душ, прическа, макияж… Съездила к мебельщику и получила деньги. Клиент остался доволен, хотел дать ей новый заказ – но она не взяла.
В обеденный перерыв заскочила к Никите отдать деньги и объявить, что оставляет квартиру.
– Почему? Ты можешь жить там и дальше, – не глядя на Алину, пробормотал он.
– Зачем? – спросила она и, не дожидаясь ответа, вышла.
Она вернулась ровно в восемь. Кирилл уже был дома. На миг Алине показалось, что он все время был здесь, никуда не отлучался.
– Что это? – спросила она про черный темпомер, как только дверь открылась.
– Заходи! – сказал Кирилл, пропуская ее в прихожую.
Они прошли в комнату.
– Это плацебо. Пустышка. Но работает.
– Ты знал, что я смогу обойтись без дополнительного времени? Ты знал, что у меня получится? – Алина обрадовано распахнула глаза.
– Не совсем.
Кирилл вновь, как в первый раз, отвернулся, чтобы налить кофе – ей и себе.
– Ты не обошлась, – сказал он, отдавая ей чашку. – Ты взяла время у себя. Свой последний час.
– Взяла у себя?
– Ты же просила последний час? Последний час твоей жизни ты израсходовала вчера.
Алина поперхнулась, пролив кофе на светлое пальто.
– Я что, умру? – вскочила.
– Да нет, ты не поняла, – спокойно произнес Кирилл. – Ты просто прожила вчера тот час, который еще не настал – и все. Взяла его с помощью этой штуки.
– Но тогда… Время не должно было идти! – возразила Алина. – Если я воспользовалась часом, который еще не настал, вчерашний, текущий час не должен был тратиться!
– С какой стати? – пожал плечами Кирилл. – Темпоральные услуги дороги. Ты расплачиваешься деньгами – или временем. Теперь твой непрожитый час – здесь, и он достанется кому-то другому.
Алина как будто увидела: холод в квартире. Телефонный звонок внука. То, чего еще не было – но может быть.
– Я что… не дождалась их? Я зря потратила час? Просто так!
– Разве ты не получила пять часов чужого времени? – холодно возразил Кирилл. – Расплатиться всего лишь часом – не так уж и дорого. Обычно отдают больше. Но ты мне понравилась. Потрясающе выглядишь для неполного тридцатника. Продолжай тренировки.
Он отвернулся и закурил – впервые.
Алина нашла взглядом темпомер. На черном корпусе явственно проступала кнопка.
– Ты что… дьявол? – внезапно осипшим голосом спросила Алина.
Кирилл неуловимым жестом спрятал темпомер.
– Я всего лишь темпоральный курьер, – ответил он, оборачиваясь. Дым кольцами взлетел к потолку. – Дьявол – в людях.
