Здесь строка обрывалась, и на бумаге осталась огромная клякса, как будто перо выпало у нее из рук.
Мелита подняла глаза.
Теперь ей стало ясно, чем объяснялась ласковость мадам Буассе накануне и почему она предложила ей стакан мадеры. Но Эжени поменяла стаканы, и потому минувшей ночью страдания выпали на долю мадам.
Это казалось немыслимым, но Мелита не сомневалась, что была на волосок от смерти.
— Этьен, — начала она почти шепотом, — я должна вам что-то сказать.
Однако в ту же секунду она поняла, что он и так очень страдает. Мысль о том, что девочка-жена приняла смерть лишь потому, что в него влюбилась Жозефина Буассе, причиняла графу невыносимые мучения. И если бы Мелита сейчас сказала то, что собиралась сказать, ему стало бы еще хуже.
Это Сесиль встала из могилы, чтобы уберечь его от козней своей жестокой кузины, это она заговорила устами Леонор, это она разбудила ее ночью и показала, где лежит завещание.
На мгновение Мелита почувствовала себя слишком юной и неопытной, чтобы справиться с происходящим, но тут же решила, что ей следует делать, — она любит графа и должна принести ему облегчение. Она сняла дорожную шляпку, подошла к графу и взяла его за руку.
— Мне надо вам кое-что рассказать, — мягко произнесла она, — пойдемте в сад. Мне будет легче говорить среди цветов и зелени деревьев.
Он ничего не ответил, но взял ее за руку и, как ребенка, повел через изумрудную лужайку, где в тени пальм и в окружении цветущего кустарника находилась беседка из белого мрамора. Оттуда открывался восхитительный вид на море, справа возвышалась гора Пеле, полускрытая белоснежными облаками. Беседка стояла на самом краю почти отвесного склона, и с деревянных скамеек им не было видно городских крыш — взору открывались лишь лазурь небес и скрывающийся в дымке горизонт.
Мелита продолжала сжимать его кисть обеими руками. Ни разу не взглянув на него, она коротко рассказала обо всем, что случилось с той минуты, когда он поцеловал ее под сенью фруктовых деревьев. Пальцы его дрогнули лишь однажды, когда она поведала о лесном ритуале Вуду.
Граф не прерывал ее и не задавал вопросов. Рассказав, как мадам Буассе предложила ей стакан мадеры, а Эжени поменяла стаканы, Мелита почувствовала, что он замер — из груди его вырвался вздох с трудом сдерживаемого гнева.
Она продолжала рассказ о том, как нашла в своей комнате сделанную Филиппом куклу и поняла, что это была копия Сесиль.
— Проснувшись, я услышала голос… совершенно ясно, он говорил, что я должна искать за портретом, — сказала Мелита. — Это был тот же самый голос, что я слышала в лесу, он был похож… на голос Роз-Мари.
Переведя дух, она продолжала:
— Когда я вошла в комнату Роз-Мари, она шептала: «Мама! Мама!» Мне показалось… что… в комнате кто-то был.
Она старалась вспоминать все до мелочей.
— Портрет над кроваткой… будто светился, но, когда я нашла то, что было за ним спрятано, свет исчез!
Воцарилось долгое молчание, а потом граф сказал:
— Я едва могу поверить в то, что произошло, но тем не менее… вы нашли завещание и письмо.
— Да, я нашла их. Граф тяжело вздохнул.
— Я должен винить только себя за то, что не настоял на отъезде Жозефины. Я же знал, что она дурно влияла на Сесиль, подавляла ее. — И добавил печально: — Но я был слишком занят и не хотел, чтобы она чувствовала себя одиноко, а она всю жизнь так тянулась к своей кузине.
— Я понимаю… ваши чувства, — сказала Мелита. — Но, дорогой Этьен, как бы вы ни сожалели о случившемся, ничего нельзя изменить. Нам надо подумать о будущем, это нужно для вас и… для Роз-Мари.
Граф выпрямился.
— Вы правы, как всегда, — согласился он. — Теперь речь должна идти о будущем — это важно не только для нас, но и для тех, кто всегда жил в Весонне и работал в поместье. До вчерашнего дня я не вполне понимал, как плохо с ними обращаются, а того, что их держат впроголодь, я никогда не прощу.
— Они едят одну соленую рыбу, — сказала Мелита.
— Мой отец был бы в ярости! — воскликнул граф. — Как бы ни были мы бедны, он всегда настаивал, чтобы рабы получали разнообразную пищу! У них всегда были их особые африканские блюда.
— Леонор сказала мне, что вы давали им крабов и свинину, кокосы и перец.
Граф улыбнулся.
— Все это звучит непривычно, но они любят и «сансам» — разваренное толченое зерно, смешанное с солью или сахаром. У карибских негров есть масса названий для их любимых блюд; на Барбадосе, например, они просят готовить им «куку» и «джаг-джаг».
— У них все это будет, когда вы вернетесь? — спросила Мелита.
— Благодаря вам, моя дорогая.
— Нет, мы должны быть навеки благодарны… Сесиль… и Леонор!
Граф ничего не ответил, но было ясно, что в глубине души он понимает, кто его спас.
Помедлив, она произнесла с горячностью:
— На Барбадосе рабы свободны!
— Уже восемь лет, с 1834 года.
— Но почему же здесь все по-другому?
— Французы очень осторожны, но я не думаю, что до их освобождения осталось ждать очень долго.
— Надеюсь, что нет, — вдохновенно сказала Мелита.
— Здесь владельцев плантаций убедили, что освобождение рабов обернется для них финансовым кризисом. Однако на Антигуа все произошло совсем иначе!
— Вы хотите сказать, что плантаторы только выиграли?
— Они стали богаче, чем когда бы то ни было. Когда они шли к беседке, в руках у Мелиты были завещание и письмо, написанные Сесиль. Теперь, поскольку они заговорили о деньгах, она отдала бумаги Этьену.
— Мне кажется, сейчас вам надо поехать к юристу и убедиться, что это завещание полностью отменяет все ужасные последствия предыдущего, — сказала она.
— Я это сделаю и уверен, что не возникнет никаких трудностей. Адвокат нашей семьи был в ужасе оттого, что Жозефина получила в наследство все деньги, но тогда он ничего не мог сделать.
— А он пытался?
— Это было совершенно бесполезно. Завещание заверили по всем правилам, а Сесиль могла распоряжаться своим имуществом по собственному усмотрению.
— Поезжайте к нему теперь же, — торопила Мелита. — Я не могу чувствовать себя вполне счастливой, пока не получу подтверждения, что это завещание действительно. Ведь Эжени и Жанна не могли даже подписаться!
Графа умилило звучавшее в ее голосе беспокойство.
— Здесь мало кто умеет писать, и поэтому крестика вполне достаточно, — объяснил он. — А оставленное Сесиль письмо послужит лишним доказательством того, что Жозефина должна быть лишена всяких прав на наследство.
Внезапно он обвил Мелиту руками и крепко прижал к себе.
