Идею, которая родилась у него, когда он проезжал по загородному шоссе мимо дорожной техники, Павел воплотил в жизнь с хирургической точностью, не задумываясь о дальних последствиях, как не задумывается о них всецело захваченный одной своей мыслью подросток. Люсьена охотно приняла приглашение покататься по пустынным ночным шоссе. В заранее намеченном месте Павел вывернул руль, "феррари" на скорости в сто километров врезалась в асфальтовый каток. Люсьену, не пристегнутую ремнем безопасности, чтобы не помять платье, выбросило через лобовое стекло и расплющило о железо. От удара Павел разбил голову о переднюю стойку, но сознания не потерял. Извлек из-под сиденья фляжку "Мартеля", влил в себя сколько смог и отшвырнул фляжку далеко в сторону. Но оказалось, что недостаточно далеко. Её нашел полицейский, экспертиза обнаружила на ней отпечатки его пальцев, прокуратура выдвинула обвинение в предумышленном убийстве. Суд не счёл обвинение доказанным, Павлу дали два года тюрьмы, а Международная федерация автогонщиков приняла решение о его пожизненной дисквалификации.
Только теперь Павел понял, во что загнал себя по своему недомыслию. Жирный крест на карьере гонщика. Крест на всем. Наследство Люсьены оказалось совсем не таким большим, как она намекала. Едва хватило на то, чтобы купить бензозаправку в рабочем квартале Парижа и оборудовать при ней небольшой автосервис. Двадцать литров, месье? Подкачать шины? Сменить масло? Проверить сход-развал? Будет сделано, месье. Так и жил. Никакого просвета впереди. Иногда по вечерам оставлял заправку на помощника-турка и ехал на Монмартр. Там всегда было полно роскошных женщин. Но познакомиться не удавалось, в нём уже сидел комплекс неудачника, а женщины это хорошо чувствуют. Приходилось довольствоваться дешевыми шлюхами.
Однажды, это было три года назад, у колонки с бензином "Премиум" остановилась новенькая "Мазда CX-5", Сидевшая за рулем молодая блондинка в темных очках и зеленой шелковой косынке, повязанной наподобие банданы, бросила:
– Полный бак.
Павел заправил машину.
– Сорок шесть евро, мадмуазель.
– Мадам, – поправила она, протягивая купюру в 50 евро. – Сдачи не нужно.
– Мерси, мадам. Счастливого пути.
Но она не уезжала, внимательно рассматривала его, потом сняла очки. Павла словно бы обожгло пронзительной зеленью её глаз, в груди защемило от странной тоски по чему-то, чего уже никогда не будет.
– Ваше лицо кажется мне знакомым. Где я могла вас видеть? – спросила она.
– Нигде, мадам. Такие дамы на таких машинах не заезжают в наш квартал.
– Нет, видела. У меня хорошая память на лица. Господи, да вы же счастливчик Поль! Третье место в Клермон-Ферране, Гран-при Франции. Так о вас писали в газетах. Вы обошли самого Шумахера!
– Ему не повезло, подвела резина. Мадам интересуется гонками?
– Вообще-то нет, привез муж. Мне очень понравилось. Рев моторов, толпа, какая-то мощная энергетика. Так вы Поль Леже? Что вы тут делаете?
– Работаю, мадам.
– Но вы же… Ну да, помню, какая-то неприятная история. Не боитесь браться за руль?
– Почему я должен бояться? – не понял Павел.
– Бывает. Комплекс. Садитесь на моё место, отвезите меня домой.
– Вот так, в спецовке?
– Я же не в ресторан приглашаю. Хочу посмотреть, не потерял ли ты форму, – неожиданно перешла она на "ты". – Меня зовут Ирэн.
Он оставил хозяйство на турка, с удовольствием погрузился в анатомическое кресло. Очень давно он не ездил в таких машинах с такими женщинами.
– На Елисейские поля, – распорядилась Ирэн.
В подземном гараже вызвала лифт, предложила:
– Поднимемся ко мне в студию, есть разговор.
То, что она назвала студией, находилось в мансарде старого капитального дома. Просторная, богато обставленная гостиная с белыми кожаными креслами и диванами, еще какие-то комнаты. Но будто бы в студии не жили: пыль на полировке мебели, засохшие цветы в кашпо.
– Мадам здесь не часто бывает? – полюбопытствовал Павел.
– Когда приезжаю в Париж. А живу в Москве. Что будешь пить? Впрочем, что я спрашиваю? – На столе появилась литровая бутыль коньяка "Мартель Кордон Блю". – Ты же любишь "Мартель"?
Павел насторожился. Откуда она знает про "Мартель", фляжка которого едва не погубила его?
– Ну-ну, не смущайся, – усмехнулась Ирэн и продолжала по-русски. – В то время я была замужем за французским дипломатом, жила в Париже и читала газеты. Будь здоров, Паша!
От неожиданности Павел поперхнулся "Мартелем". Откашлявшись, тоже перешел на русский, чувствуя себя так, будто переоделся в новую необношенную одежду:
– Я сразу понял, что вы не француженка. Русский акцент неистребим.
– Сколько ты в месяц зарабатываешь на заправке? Только не надо, что вопрос неприличный, мы говорим о деле.
– Когда как. Тысячи по полторы евро. Иногда две, как повезет.
– Будешь получать три. Моему мужу нужен хороший водитель. Ты подходишь.
– В Москве?
– В Москве.
– Но я совсем не знаю Москву, никогда там не был.
– Есть навигатор. И у него всего пять-шесть маршрутов, разберешься.
– А где я буду жить? Московские отели, я слышал, дорогие.
– Снимем тебе квартиру, за счёт фирмы.
– Очень неожиданное предложение. Могу я подумать?
– Можешь. Минуты три. Хватит?
– Согласен, – решился Павел.
Месяца через полтора он получил рабочую визу и вылетел в Москву. Ему понравилась московская жизнь. Машина была первоклассная, "Мерседес S 500 L", хозяин не доставал разговорами, за день иногда обходился всего несколькими фразами, денег хватало и на ночные клубы, и на женщин. Ирэн он видел нечасто, только когда она ехала с мужем. Она держалась с подчеркнутым безразличием, лишь изредка Павел ловил её испытывающие взгляды. Он чувствовал, что долго так продолжаться не будет, и оказался прав.
Однажды рано утром она приехала в его однокомнатную квартиру на Патриарших прудах, велела выпроводить подружку, которую он прошлой ночью закадрил в баре на Тверской, неодобрительно осмотрела стол с початыми бутылками шампанского и армянского коньяка.
– Много пьёшь, Паша. Завязывай, тебе нужно быть в форме. Ты изучил привычки мужа. Он всегда ездит на переднем сиденье и никогда не пристегивается. Так?
– Так, – подтвердил Павел.
– Ты уже понял, что нужно сделать?..
Три дня потратил Лежнёв на составление заявления в Генеральную прокуратуру России. Писал по-русски, хоть и путался в грамматике. Ничего, разберутся. Море за окном накатывалось на берег, шелестело галькой, у причала посёлка раскачивались мачты рыбацких фелюг. Иногда боль заставляла прерываться, он нетерпеливо ждал врача. Тот делал укол, боль отступала.
