– Мы так и сделаем.
– Это еще не всё, – продолжал Игорь. – Чтобы окончательно решить вопрос о подлинности картины, необходимо проверить содержание изотопов цезия и стронция в краске. Такой аппаратуры в вашей лаборатории наверняка нет, но у вас будет время провести эту проверку. Уверен, что все приборы зашкалят. Вы понимаете, что это будет означать?
– Да-да, понимаю, очень хорошо понимаю, – покивал Ришелье. – Пройдемте в мой кабинет, господа.
В просторном кабинете с антикварной мебелью он сразу взялся за телефон. Через некоторое время двое охранников бережно внесли снятую со стены картину.
– Туда, – показал им Ришелье на дверь в другое служебное помещение и сам поспешил за ними, предупредив гостей: – Вам придётся немного поскучать.
– Ну что, пока всё идет по плану, – констатировал Игорь.
Искусствовед вернулся через полчаса. С ним вошел человек лет пятидесяти начальственного вида. Как понял Панкратов, суперинтендант или главный хранитель музея.
– Ну, что? – спросил Игорь искусствоведа.
– Вы правы. Голый, как коленка! Это катастрофа!
– Если этот холст подделка, где же подлинник? – грозно вопросил главный хранитель.
– В багажнике нашей машины, – ответил Игорь. – Сейчас принесу.
– Подлинник Ренуара в багажнике вашей машины?! – поразился кардинал Ришелье. – Да вы знаете, сколько он стоит?!
– Сколько?
– Уменьшенная авторская копия этой картины была продана в 1990 году на аукционе Сотби в Нью-Йорке за семьдесят восемь миллионов долларов! Я не разрешу вам нести её без охраны!
Два охранника поспедовали за Игорем.
– Господа искусствоведы? – обратился главный хранитель к Панкратову по-французски, но он понял.
– Уй, месье, – ответил Панкратов. – Мы полицейские из России.
Тяжелое молчание в кабинете продолжалось до возвращения Игоря. Холст был бережно извлечен из тубуса и развернут на письменном столе.
– Я не могу в это поверить! – вырвалось у Ришелье. – Что это значит, господа?
– Ничего особенного. Мы выполнили приказ нашего руководства, – объяснил Игорь. – В задачи Интерпола входит поиск похищенных художественных ценностей и возвращение их законным владельцам. Что мы и сделали. Вам остаётся дать нам бумагу, что подлинник Ренуара вами получен.
– И всё? – недоверчиво спросил искусствовед.
– А что ещё? – удивился Игорь. – Можете сказать нам мерси.
Дверь из зала распахнулась, под протесты смотрительницы в кабинет влетел встрепанный молодой человек с бейджем "Пресса, Франс-Суар". Увидев на столе картину, торжествующе завопил:
– Значит, это правда? В музее висела подделка?
– Никаких комментариев, – заявил главный хранитель. – Прошу вас уйти.
– Вы не имеете права скрывать от читателей информацию! – запротестовал журналист.
– Охрана, проводите этого господина, – приказал хранитель.
– Я уйду, но завтра вся Франция узнает, что администрация музея Орсе чинит препятствия французской прессе. "Франс-Суар" читают все. У нас свобода слова, её ещё никто не отменил! Вы не разглядели у себя под носом подделку, а сейчас желаете это скрыть? Ничего не получится! Вы станете всеобщим посмешищем, месье. Таким будет мой комментарий. Вы этого хотите?
Главный хранитель этого не хотел, что и выразил безнадежным взмахом руки.
– Так-то лучше! – одобрил журналист. – С прессой не стоит ссориться. У меня нет желания компрометировать администрацию музея. Да, просмотрели подделку, с кем не бывает. Факт, что в лучших экпозициях мира каждая десятая картина подделка. Главное, что музею Орсе возвращён подлинный Ренуар.
– Откуда вы об этом узнали? – спросил кардинал Ришелье.
– В редакцию позвонил какой-то человек и сказал, что русская полиция нашла подлинник Ренуара и сегодня он будет передан музею. Я хотел бы узнать подробности этой истории.
Ришелье показал на Игоря:
– Этот человек владеет всей информацией.
– Внимательно слушаю вас, месье!
Журналист стремительно писал в блокноте. Когда Игорь закончил, восхитился:
– Это сенсация! Завтра материал будет на первой полосе. Вызываю фотографа. Не возражаете? – обратился он к главному хранителю.
– Возражаю, – хмуро ответил он. – Фотосъемки в музее запрещены. Не вижу необходимости делать для вас исключение. Надеюсь, вы не сочтете это покушением на свободу слова?
– Но без снимка материал утратит эффект!
– Это ваши проблемы.
Панкратов достал из кармана пиджака белый конверт и передал журналисту.
– Здесь снимок, который вам нужен, – перевел его слова Игорь.
– Прекрасно! – обрадовался журналист и обратился к Игорю. – Я чуть не забыл главное. Назовите себя, месье.
– Майор российского Интерпола Сергей Старостин.
На первой полосе свежего номера популярной газеты "Франс-Суар" читателя встречала крупная "шапка": "Русский полицейский Сергей Старостин вернул музею Орсе подлинник картины Ренуара "Бал в Мулет-де-ля Галетт". Под ней снимок молодого офицера в парадной форме. Такой же, какой был в овальной рамке на дубовом кресте на Троекуровском кладбище.
VII
Ирина Керженцева обладала счастливым свойством характера – умела бесследно стирать из памяти, как ненужный файл, всё неприятное, что может отравлять ей жизнь. Она никогда не вспоминала Григория Вознюка, его труп с разбитой головой, лежащий под черной пленкой на мокром асфальте Ново-Рижского шоссе. Немного труднее было избавиться от воспоминаний о камере в СИЗО "Лефортово", в которой провела несколько месяцев, но и с этим она справлялась. А вот ужас, пережитый ею в кафе Мабиллон, всё не слабел.
Третий день Ирина не знала, куда себя девать, каждый час открывала почту в надежде увидеть письмо от Сержа, но видела одно и то же: "Новых сообщений нет". Почему он молчит? Что значит его молчание? Так можно сойти с ума, неужели он этого не понимает? Не получил её письма? Повторяла: "Отзовись, милый Серж. Отзовись, отзовись!" И снова равнодушное: "Новых сообщений нет". Да чем он так занят в этой проклятой Москве? Он писал, что тяжело болен отец. Но неужели нельзя найти минуту, чтобы ответить любимой женщине? Охладел к ней? Ирина этого не допускала. Она была не из тех женщин, к которым охладевают. И ещё совсем недавно он принимал самое живое участие в её делах. Всего три дня назад! Нет, здесь что-то не то. Но что, что?
Она понимала, что опасно зацикливаться на единственной мысли, но поделать с собой ничего не могла. Немного помогало отвлечься только шотландское виски. По утрам Ирина вставала с тяжелой головой, с тенями под глазами. Молча завтракала в общей столовой и сразу уходила к себе. Винодел и его домашние поглядывали на неё с любопытством, но из деликатности или равнодушия никаких вопросов не задавали. Утром четвертого дня разговор за столом зашёл не о погоде и видах на урожай, как обычно. Обсуждали статью в газете "Франс-Суар" о том, что какой-то русский полицейский вернул музею Орсе подлинник картины Ренуара. Ирина среагировала на слова "русский полицейский". Винодел дал ей пухлый номер:
