– Почитайте, мадам, очень интересная история.
Вернувшись в гостевой дом, она развернула газету и обмерла. С первой полосы на неё смотрел Серж, её Серж. В парадной форме с майорскими погонами, в какой она его никогда не видела, с насмешливым и одновременно немного грустным выражением лица. Сначала она очень обрадовалась, как радуется человек в чужом городе, увидев знакомого, который может ему помочь. Но тут же радость сменилась недоумением. Значит, Серж в Париже? Да, в Париже, раз он вернул музею картину Ренуара. Но почему, почему он не отвечает на её письма?
Ирина схватила мобильник, нашла справочный телефон редакции "Франс-Суар" и набрала номер. Мобильник не отреагировал, она забыла поставить его на подзарядку. Пришлось звонить по городскому телефону. Она спешила. Знала, что офицеры Интерпола после выполнения задания сразу возвращаются в Москву. Но, может быть, он еще не успел улететь? Надежда была только на это.
– Редакция "Франс-Суар", – раздался в трубке молодой женский голос.
– Мадмуазель, подскажите, в каком отеле остановился русский полицейский Сергей Старостин. Который вернул музею Орсе подлинник Ренуара. Он мой друг, мне очень нужно его увидеть.
– Не отходите от телефона, я наведу справки.
В телефоне с минуту звучала песенка Эдит Пиаф, потом снова возник тот же голос:
– Вы меня слушаете? HТtel Le LittrИ, четыреста второй номер.
– Мерси, мадмуазель, вы меня очень выручили.
Еще с полчаса ушло, чтобы узнать в городском справочном номер отеля, а в отеле телефон четыреста второго номера. В трубке прозвучали длинные гудки. "Опоздала, он уже улетел", – с отчаянием подумала Ирина. Но тут трубку взяли.
– Слушаю, – сказал по-русски какой-то мужчина.
– Это четыреста второй номер?
– Да.
– Пригласите, пожалуйста, Сергея Старостина.
– Кто его спрашивает?
– Это его знакомая.
– Ирина Керженцева? – уточнил мужчина.
Ирина похолодела. Кто он? Откуда он её знает? Что происходит? Она не могла знать, что, пока она слушала Эдит Пиаф, французские интерполовцы пробивали её телефон, но чувствовала, что случилось что-то непопровимое.
– Да, это я, – наконец сказала она. – Так я могу поговорить с Сергеем?
– Можете. Посмотрите в окно, он уже подъезжает.
Ирина бросилась к окну. Там никого не было.
– Никого нет, – сказала она.
– Значит, сейчас будет.
В трубке зазвучали короткие гудки. И словно бы продолжились полицейскими сиренами. В усадьбу влетели две машины, одна "Пежо 306", другая пикап с решетками на окнах. Без стука открылась дверь, вошли два полицейских в форме и один штатский. Полицейские были теми молодыми людьми, которых Ирина видела в кафе Мабиллон. Один из них спросил:
– Ирэн де Бюсси, она же Ирина Керженцева?
– Да, это я.
– Вы арестованы.
– Руки, мадам! – приказал второй и защелкнул на её запястьях наручники.
Третий молодой человек тоже был тот, кого Ирина видела с этими двумя в кафе, лицо кавказской национальности.
– Где Серж? – закричала она. – Мне сказали, что он приедет. Я хочу его видеть! Мне нужно его увидеть!
– Я вместо него. Он не смог приехать по очень уважительной причине. А теперь спросите меня, по какой.
– По какой? – послушно повторила Ирина.
– Он застрелился.
– Этого не может быть! Вы врёте! Вы всё врёте! Когда?
– В тот день, когда вас оправдал суд присяжных.
– Так вот почему он сказал "Встретимся в аду"! Бедный мальчик! Я его любила! Он был единственным, кого я любила!
Лицо кавказской национальности посмотрело на неё с интересом и одновременно с гадливостью, как на гадюку.
– Хотел бы я знать, что вы понимаете под словом "любовь".
– Я его любила! Я буду помнить о нём всегда!
– Насчёт всегда не уверен. Но лет двадцать точно. Или двадцать пять. Это смотря сколько отвесит вам суд. Делайте своё дело, коллеги, – бросил он полицейским и вышел из дома.
– Оденьтесь, мадам, – сказал первый.
– И соберите вещи, которые понадобятся вам в тюрьме, – добавил второй.
VIII
Второй суд над Ириной Керженцевой, обвиняемой в организации убийства мужа, медиамагната Григория Вознюка, начался в Красногорске в начале сентября и закончился в ноябре. Никакого внимания московской прессы он не привлёк, журналисты увлеченно строили прогнозы о том, к чему приведет заметно усилившее протестное движение, пойдёт ли режим президента Путина на уступки или продолжит закручивать гайки.
Как и на первом суде, на скамье подсудимых не было сообщника обвиняемой и непосредственного исполнителя убийства Павла Лежнёва. Проведенная в институте Сербского экспертиза признала его вменяемым, его вернули в СИЗО "Лефортово". В первую же ночь безопасной бритвой, которую он раздобыл в психушке и сумел пронести в камеру, Лежнёв перерезал себе сонную артерию. Контролёры поздно заметили, что с заключенным происходит что-то неладное, он умер от потери крови. Уголовное преследование против него было прекращено в связи со смертью обвиняемого.
Дело Ирины Керженцевой рассматривалось судом присяжных. Подсудимая своей вины не признала. Непонятно, на что она рассчитывала. Возможно, поверила следователю Маркову, что до суда не дойдёт, если она передаст свой пакет акций медиахолдинга фирме "Союз". Она согласилась. Марков привёл в Лефортово нотариуса, тот заверил подпись Керженцевой на распоряжении о том, что она передаёт акции в "Фонд поддержки демократии".
Об этом Панкратову рассказал Файберг. Он добавил, что акции "Союз" получил, но главной своей цели не добился. Многие талантливые журналисты и телеведущие ушли с кабельных каналов, а те, что остались, прежнего интереса у зрителей не вызывали. Талантливого человека можно заставить работать из-за куска хлеба, но его талант непостижимым образом быстро тускнеет. Идея взять под контроль неподцензурное ТВ закончилась ничем.
– Но мы не в накладе, – сказал Файнберг. – Фирма "Союз" задание выполнила. А там хоть трава не расти.
После этого Следственный комитет вернул дело в Красногорск, последние допросы вёл следователь Молчанов. Обвинителем выступал красногорский прокурор. Он понимал, что если и на этот раз ему не удастся убедить присяжных, это будет означать конец его карьеры. Поэтому он скрупулезно выполнял все требования уголовно-процессуального кодекса, не оставляя защите ни одного шанса оспорить приговор из-за нарушения процедуры. И хотя сообщника подсудимой не было, чистосердечное признание Лежнёва, присланное в Генеральную прокуратуру, и его показания на следствии были настолько красноречивы и в такой полноте рисовали подготовку к преступлению и все этапы его осуществления, что не было сомнений, что они будут восприняты коллегией присяжных с полным доверием.
