Они еще издали увидели свежую могилу с большим дубовым крестом. Её подправляла какая-то пожилая дама и молодая девушка в тёмной косынке, в каких женщины ходят в церковь, косынка делала её похожей на монашенку. На скамейке дремал грузный старик с властным костистым лицом, но как бы тронутым подступающей изнутри гнилью.
– Добрый день, Нина Яковлевна, – поздоровался Игорь. – Это я вам недавно звонил. Примите наши искренние соболезнования.
– Вы кто? – проснулся старик.
– Я из Интерпола. Мы с Сергеем вместе служили.
– Служили? – загремел старик. – Прислуживали воровской власти, которая довела страну до того, что честному молодому человеку жить в ней нельзя! Убирайтесь! Ему не нужны ваши цветы. Ему от вас уже ничего не нужно!
– Николай Степанович, успокойтесь, – поспешно вмешалась девушка. – Вам нельзя волноваться. Выпейте корвалол.
– Холуи! – продолжал греметь старик. – Подлая власть! Подлые прислужники власти! Разворовали Россию! Отстаньте от меня с вашим корвалолом!
– Не отстанем, – возразила Нина Яковлевна. – Выпей и не капризничай. Пожалуйста, уйдите, – обратилась она к Панкратову. – У него было уже три инфаркта.
– Ушли, ушли, – поспешно заверил её Игорь. – Извините.
Словно истратив на проклятия подлой власти и ее подлых прислужников остатки энергии, Николай Степанович осел на скамейке, послушно осушил склянку с лекарством и снова словно бы задремал.
– Нехорошо получилось, – проговорил Игорь, когда они отошли от могилы, так и не положив на неё цветы. – О чём задумались, Михаил Юрьевич?
– Николаю Степановичу вроде бы не больше семидесяти?
– Около того. Сергей был поздним ребенком.
– Еще дети есть?
– Был старший брат. Служил в спецназе ВДВ, погиб в первую чеченскую войну.
– Уважаю. Заместителю Коржакова отмазать сына от Чечни – нечего делать.
– Не отмазал.
– Поэтому я и говорю: железный мужик. Был. Сейчас от него остались развалины. Аслан говорил вам, что самоубийство Сергея могло быть связано с деятельностью его отца?
– Намекал.
– Очень сомнительно. Кому может мешать этот старый больной человек? Нет, причину нужно искать в другом.
– В чём?
– Пока не знаю.
– У нас пошли разговоры, что у Сергея были какие-то неприятности по работе, и это подтолкнуло его к решению покончить с собой. Но я-то знаю, что никаких неприятностей не было. Он был на хорошем счету, досрочно получил майора. И из-за этого не стреляются.
– Сейчас не стреляются, – согласился Панкратов. – А было время – стрелялись. При Сталине. Когда ожидали ареста и хотели обезопасить своих близких. Чтобы они не стали ЧСИР, членами семьи изменника Родины, и не попали в лагеря.
– От чего стреляются сейчас?
– Это ты у меня спрашиваешь? – удивился Панкратов. Тут же спохватился: – Это ничего, что я на "ты"?
– Нормально.
– От белой горячки чаще вешаются. От наркотической ломки режут вены или выпрыгивают в окно. А от чего стреляются, понятия не имею. Это нам и предстоит выяснить.
Они дождались, когда родители Сергея уйдут с кладбища, положили на могилу цветы и молча постояли возле креста, обнажив головы. На кресте была укреплена овальная фотография Сергея в парадной форме с майорскими погонами. Молодое лицо с правильными чертами, взгляд открытый и словно бы чуть насмешливый, как будто он знал то, чего еще не знали другие. Под фотографией надпись: "Сергей Николаевич Старостин, 1984 – 2012".
– Это я снимал. После того как ему дали майора, – объяснил Игорь. – Обмыли звёздочки, было весело. Казалось, вся жизнь впереди.
– Что-то не то происходит в нашем возлюбленном отечестве, – проговорил Панкратов. – Трагично, когда молодые люди погибают в Афгане или в Чечне. Когда они добровольно уходят из жизни, это означает только одно, какую-то неправильность нашей жизни. Вроде и живём не так плохо, а вот…
Не договорив, он надел шляпу и пошел к выходу. Игорь последовал за ним.
У ворот кладбища к ним подошла девушка, сопровождавшая родителей Сергея. Попросила:
– Не сердитесь на Николая Степановича. Смерть сына его подкосила.
– Вы кто? – спросил Панкратов.
– Я была невестой Сергея. Уже назначили день свадьбы. Не случилось.
– Из-за его смерти?
– Нет, всё расстроилось раньше. С полгода назад. Сергей начал избегать меня, не звонил, на звонки не отвечал. Ничего не объяснял, но я поняла, что у него появилась другая женщина.
– Кто?
– Не знаю. Он не сказал, а я не спрашивала. Спасибо, что пришли навестить Сергея.
С этими словами она повернулась и хотела уйти, но Панкратов её остановил.
– Как вас зовут?
– Лена.
– Вы часто бывали в доме Сергея?
– Сначала часто. Сейчас иногда захожу, поддержать Нину Яковлевну и Николая Степановича. Они очень славные люди, ко мне всегда хорошо относились.
– У Сергея был дома компьютер? – продолжал Панкратов.
– Да, ноутбук.
– Вы не пытались заглянуть в его файлы?
– Однажды пыталась. Но они защищены паролем. Я не сумела его раскрыть. Почему вы об этом спрашиваете?
– Там может быть ответ на то, что с Сергеем произошло.
– Вы хотите, чтобы я принесла вам его ноутбук? – догадалась девушка. – Нет, я не могу. Нет, нет, что вы! Николай Степанович будет резко против.
– Поговорите с Ниной Яковлевной. Мне она показалась здравомыслящим человеком. И ей же важно узнать, почему застрелился её сын.
– Ну, не знаю… Попробую. Как с вами связаться?
Панкратов дал её визитную карточку, она спрятала её и ушла, не оглядываясь.
– Ну вот, теперь можно поговорить, – сказал Панкратов. – Где бы нам устроиться, чтобы никто не мешал?
– Здесь недалеко есть "Старбакс", – припомнил Игорь. – В это время там немного народа.
– По-моему, я знаю, с какого конца нам приступать к делу, – проговорил он, когда они получили свой кофе.
– Интересно, рассказывай, – кивнул Панкратов.
Рассказ не занял много времени. С полгода назад Сергей и еще одна сотрудница вылетали в Рим, чтобы доставить в Россию женщину, арестованную по ордеру Интерпола. Ночной рейс опоздал на час и сел не в Домодедово, а в Шереметьево. Гонять дежурную машину через всю Москву не было смысла, Сергей позвонил Игорю и попросил их встретить. Игорь дождался, когда арестованную сдадут оперативникам, и повез сослуживцев домой. Он обратил внимание, что Сергей был необычно молчалив. На расспросы не отвечал, только возле дома, выходя из машины, убежденно сказал:
