От услуг Захарова подсудимая отказалась, защищал Керженцеву молодой адвокат, назначенный судом. Он даже не пытался доказывать её невиновность, настаивал лишь на том, что его подзащитная заслуживает снисхождения, так как является жертвой всеобщей деградации нравов в современном российском обществе, где культ денег и безудержного потребления обесценил все нормы морали и даже человеческую жизнь.
От последнего слова подсудимая отказалась.
Коллегия присяжных, набранная из жителей Красногорска, культом денег не развращенных, не прониклась сочувствием к жертве всеобщей деградации нравов. Вердикт был единогласным: виновна и снисхождения не заслуживает. Суд приговорил Керженцеву к лишению свободы сроком на двадцать пять лет с отбыванием в колонии строгого режима. Мосгорсуд, а затем Верховный суд апелляцию защиты оставили без удовлетворения. Приговор вступил в законную силу, осужденную отправили по этапу в колонию ИК-9 в тридцати километрах от Тобольска.
Всё кончилось, справедливость восторжествовала. Но уже во время оглашения приговора Панкратов ощутил какой-то душевный дискомфорт. Он не исчез, а только усилился после того, как Панкратов и Игорь Касаев съездили на Троекуровское кладбище, положили на могилу Сергея Старостина цветы и молча постояли с непокрытыми головами перед дубовым крестом с овальной фотографией молодого майора в парадной форме. Что-то не так было в самом устройстве жизни, при котором любовь приносит в жизнь не новую жизнь, а новые смерти, а женственность уподобляется разрушительному тайфуну. Не так, не так.
Панкратов всегда считал себя человеком не то чтобы черствым, но ни к каким рефлексиям не склонным. Он решил, что избавиться от тревожащего душевного дискомфорта может только одним способом – встретиться с Ириной Керженцевой и попытаться понять, что такое эта женщина с её феноменальной способностью подчинять своей воле мужчин. Является ли она, как сказал адвокат, жертвой всеобщей деградации нравов в современной российском обществе, или здесь что-то другое?
Панкратов заехал в Управление федеральной службы исполнения наказаний к знакомому генерал-майору, попросил позвонить начальнику колонии ИК-9 и отрекомендовать его как человека, заслуживающего доверия.
– За каким чертом тебя туда несет? – полюбопытствовал генерал. – Это же настоящий медвежий угол.
– Хочу встретиться с одной осужденной, – ответил Панкратов с ударением на втором слоге, как принято в этом цехе.
– С кем?
– Не вникай, долго рассказывать.
– Темнишь, Михаил Юрьевич, – укорил генерал. – Ладно, если не хочешь, не говори.
Но в колонию позвонил.
В середине декабря Панкратов выехал в Тобольск.
IX
В тюменский аэропорт Рощино он прилетел утром на "боинге" компании Ютэйр, на электричке быстро доехал до Тобольска, а последние тридцать километров до ИК-9 добирался часа три на рабочем поезде из четырех вагонов, который здесь называли бичевозкой. На нём ехали работяги в оранжевых железнодорожных жилетах и женщины с плотно набитыми сумками, по большей частью пожилые, матери заключенных, которым разрешили свидание. Поезд подолгу стоял на полустанках, только во второй половине дня Панкратов подошел к проходной ИК-9.
Колония стояла на возвышенности, была обнесена пятиметровым бетонным забором с тремя рядами колючки, с вышками по периметру и напоминала средневековую крепость. Дежурный прапорщик придирчиво проверил паспорт Панкратова и провёл его в административный корпус.
Начальник колонии, полковник внутренних войск, лет сорока, встретил московского гостя доброжелательно.
– Что там творится у вас в Москве? – сразу спросил он. – Эти протестные гуляния, "оккупайАбай", "оккупайАрбат", так дойдёт и до "оккупайКремль". Москвичи работают когда-нибудь или только гуляют?
– Работают. А в свободное время гуляют. Дойдёт ли до "оккупайКремль"? Никто не знает. А я знаю не больше вас, один телевизор смотрим.
– Телевизор смотришь – одно, залезешь в Интернет – совсем другое. И уже не знаешь, чему верить. Что привело вас в наши края? – перешел полковник к делу, почувствовав, что гость не склонен обсуждать московские новости.
– Хотелось бы встретиться с одной осУжденной.
– С кем?
– С Ириной Керженцевой.
Полковник помрачнел.
– Быстро же до вас слухи доходят! Нет Ирины Керженцевой.
– Где она?
– Погибла при попытке к бегству.
– От вас можно бежать? – не поверил Панкратов. – Из такой крепости?
– Мы тоже думали, что нельзя. Оказалось, можно. Как? Очень просто, на вертолёте. Вот представьте. Стоят бригады на плацу, вдруг над ним зависает "Ми-1", с него летит трап, какая-то бригадница цепляется за него, вертолет набирает высоту. Охрана очухалась, открыла пальбу очередями. И ушел бы, да пуля перебила винт, рухнул за зоной. Понятное дело, взорвался. Три обгорелых трупа. Пилот, бригадница и наш офицер.
– Бригадница – Керженцева?
– Она.
– Кто офицер?
– Молодой парень, капитан внутренней службы. Он и организовал побег. Ума не приложу, как она сумела охмурить его всего за два месяца, И главное – никто ничего не замечал. Только потом, когда стали разбираться, узнали: замкнулся, ушел в себя. Её не жалко, его тоже не очень жалко, сам виноват. А вот кого жалко – жену и двоих пацанов, остались сиротами.
– Когда это было?
– Неделю назад. Теперь ждём комиссию. Эта Керженцева – что она за человек?
– Она не человек, – ответил Панкратов. – Она явление природы.
Аэропорт Рощино был закрыт, Москва не принимала, весь северо-запад был блокирован снежным циклоном. Панкратов переехал на вокзал и взял билет на проходящий поезд Хабаровск – Москва. Ночью долго не мог заснуть, слушал перестуки вагонных пар, смотрел на чередование света и тени от пролетающих за окном полустанков, а в голове всё крутилась библейская фраза:
"Положи меня, как печать, на сердце твоё, как перстень, на руку твою, ибо крепка, как смерть, любовь…"
