– Доброе, Настя! – улыбается отец Ильи. – Ты как раз вовремя, сейчас подадут обед.
– Здравствуй, Анастасия, – чопорно и скупо приветствует хозяйка дома. Вот мне бы обидеться, но сколько можно, в самом деле! Не буду я ей уподобляться и воротить нос.
– Здравствуйте Эмма Константиновна, – киваю и прохожу к столу. – Что-то я после вчерашнего перелета сильно утомилась. Илья утром ушел и даже не разбудил, – присаживаюсь на стул, который мужчина для меня совершенно по-джентельменски отодвигает, и улыбаюсь в знак благодарности.
– Он утром полетел в офис, срочные дела, – словно оправдываясь, говорит Сергей.
– Ничего, я уже привыкла, что у моего мужчины работа всегда будет на первом месте.
– Это да, Илья у нас буквально жить на работе готов. Да и я сейчас уже поеду, – бросает взгляд на часы мужчина. – Только для начала, – поджимает губы, – Каролина! Иди-ка сюда, внученька, – тут же меняется тон с расслабленно-утреннего на собранный и серьезный. Даже пугающий, я бы сказала.
Недовольно пыхтя, из-за угла выходит маленький чертенок, что вчера устроил представление на потеху всему семейству со мной в главной роли.
Подходит ко мне и, спрятав руки за спину, дуя щеки, отводит взгляд в пол.
– Что ты должна сказать? – стоит тенью у нее за спиной Сергей, а мне в этот момент становится ужасно не по себе. Слышать, каким тоном дед к ней обращается, видеть, как краснеют маленькие щечки и как дуются губки.
Неловко. Будто это я устроила вчера неприятности, и я должна извиниться.
Никогда не любила быть в центре внимания, в плохом ли, в хорошем смысле – все равно. И быть причиной конфликта между кем-то – тоже то еще удовольствие.
– Каролина! – разрезает тишину столовой голос хозяина дома.
– Сергей! – одергивает его жена. – Ты перегибаешь!
– Это наша внучка перегибает. Такое поведение вопиюще неприлично в хорошем обществе, ясно? – прячет руки в карманы брюк мужчина, а мне сейчас вместе с Каролиной хочется провалиться сквозь землю прямо тут. Вместе с этим стулом, чтоб ему неладно было.
– Прости… – шепчет девчонка едва слышно.
– Я не слышу! – опять строжится отец Ильи.
– Я говорю, прости. Прости, пожалуйста! – поднимает глаза, полные слез и обиды, Каролина и смотрит прямо, дерзко встречая мой растерянный взгляд. – Я просто пошутила. Я больше так не буду, – говорит зло, а голосок дрожит, так же, как и губка. Малышка сейчас явно вот-вот расплачется. И такой ее растрепанный и расстроенный вид болью отдается в груди.
Я тоже была ребенком неидеальным. Я тоже творила много ерунды и проказ и тоже стояла когда-то вот так, извиняясь перед детдомовскими ребятами, у которых брала книжки и конфеты без спросу, которых задирала и обзывала. И никто и никогда мне не говорил: прощаю. А уж тем более не обнимал. Я была маленькой одинокой девчонкой в окружении десятков таких же детей. Не знала, что такое тепло, забота и ласка, которую дарят только тебе. И Каролина, хоть и растет в семье, но, похоже, не знает, что такое семья.
Я поднимаюсь с места и прежде, чем и сама успеваю сообразить, просто подхожу и, присев на корточки, обнимаю вредину, что спрятав ручки за спину, стоит и пыхтит, как паровозик. Обнимаю и чувствую, как и она отмирает и робко приобнимает в ответ.
– Прощаю, Каролина, – глажу по голове и ловлю удивленный, даже шокированный взгляд Эммы и добрую улыбку Сергея.
Конечно, на ребенка можно было злиться, ругаться, кричать и пытаться методом кнута добиться послушания, а можно просто попробовать найти общий язык.
– Забыли, ладно, – отстраняюсь, встречаясь с растерянным взглядом девчонки, – мир? – тяну ладошку.
– Ага, – кивает с нерешительной улыбкой Каролина. – Мир.
– Ну, и славно, – врывается в наш диалог бас Сергея, – раз это мы решили, то оставляю вас, девушки, обедать, – по-отцовски сжимает рукой мое плечо мужчина и, быстро обогнув стол, целует каменное изваяние по имени Эмма в щеку. – До вечера. Думаю, мы с Ильей приедем сразу к ужину. Надеюсь, без нас справитесь? – переводит взгляд с меня на внучку и останавливает свои цепкие темные глаза на жене. – Эмма?
– Да, конечно, у меня уже почти все готово к вечеру. С оставшимся Настя поможет, – натянуто улыбается хозяйка дома, а я решительно киваю.
В самом деле, не съедят же они меня тут?
Съесть не съели, но работой загрузили так, что я почувствовала себя настоящей служанкой. Или Золушкой. Тут уж как посмотреть.
Каролина после нашего утреннего “примирения” вела себя тише воды, ниже травы и только изредка бросала в мою сторону любопытные взгляда, словно что-то обдумывала. И очень хочется верить, что не очередную “пакость”.
Зато Эмма была все еще в своем репертуаре и неприязни к моей персоне не прятала. Не забывала выдавать колкие, едкие замечания и щедро раздавала мне свои презрительные взгляды. Просто не “свекровь”, а мечта. Правда в середине дня, когда ее дорогая ваза, какого-то там века, чуть не встретилась с полом из-за пробежавшей мимо внученьки, и которую я, по счастливой случайности, поймала – мне сказали скупое “спасибо”. Может не все еще потеряно?
В какой-то момент даже подумалась, как я сильно заранее сочувствую будущей настоящей невестке Сокольского! Это точно должна быть дама со стальными нервами и… кое чем другим. Потому что иначе такую “маму” любимого выдержать о-о-ох как не просто!
Ближе к вечеру мне наконец-то удается вырваться из “лап” хозяйки дома и закрыться в нашей с Ильей спальне в поисках подходящего к ужину наряда.
Мужчина семьи Сокольских все еще не вернулись. Да, собственно, раньше семи мы их и не ждем. А это значит, что у меня есть целых пара часов, чтобы позвонить Ксю, сообщить последние новости “с фронта” и выбрать в каком из дорогущих платьев я буду блистать на этом змеином “собрании”.
С первым справляюсь быстро, а вот второе вводит в ступор, разделяя мое “я” на: “я хочу” и “я боюсь”. Потому что, стоит только зайти в гардероб, как в глаза бросается первым делом одно. Самое, пожалуй, яркое, кричащее и вопящее – красное. Спору нет – оно шикарно. Длинное, в пол, без плеч, со смелым декольте, и вырезом до бедра. Искуснейший работа, тончайший шелк, что струится как вторая кожа по фигуре, подчеркивая все изгибы, каждую деталь. В таком, я бы точно стала главной персоной на этом ужине. Была бы в центре внимания. Мужской половины, так точно. Но-о-о вот беда, а хочу ли я этого? А решусь ли я на такой… “выход”? А главное: как отреагирует на такой наряд Сокольский? Ведь платье до ужаса провокационное. Отмолчаться точно не получится. Так же как и забиться в угол серой мышкой.
Но стоит только подумать о горящих пламенем желания черных глазах мужчины, а потом вспомнить какой непрошибаемый этот индюк был ночью, как внутри просыпается маленькая, злая и ужасно коварная Настя. Да и план по очарованию вырисовывается в голове сам собой...
