– Это уже четыре вопроса, – говорит Илья и улыбается. Вот только грустно и растерянно. Укладывая ладони мне на плечи и притягивая к себе, легонько проводя подушечками больших пальцев по коже, будоража все внутри. – Придется выбрать.
– Хорошо. Так ей? Ей ты делал предложение?
– Да, Настя, – вздыхает Илья, посмурнев, сжимая пальца на моих предплечьях сильней. – Ей.
– Что произошло? Тогда.
– Много всего.
– Это не ответ. Протестую.
– Ну, ты тоже мне так и не сказала, почему все еще не бросила меня здесь на растерзания матери, – подцепляет пальчиками мой подбородок Илья. – Ответишь ты, отвечу и я.
– Так нечестно! – возмущенно дую губы, тихонько сходя с ума от движений его рук и близости. – Все, я обижена. И… и пойду… и… – кусаю губы под его насмешливым взглядом и лихорадочно соображаю, чем можно ему пригрозить. Веско так. Существенно. Да тут, как никогда, кстати, на глаза попадается полоска пляжа, от которого мы буквально в паре метров.
– Утоплюсь пойду. Вот, – вскидываю брови и, выкрутившись из его рук, бегу.
– Ты с ума что ли сошла, Загорская?! – смеется Илья, но оборачиваясь, вижу, как стремительно размашистым шагом торопится за мной.
Вот только я уже в воде. Сначала по щиколотки, насквозь промочив кеды. Затем все дальше, и дальше, и дальше с коварной улыбкой на губах иду вперед.
– Настя, все, иди сюда! – слышу, как кричит с берега Сокольский, но вот только я не могу остановить свои ноги. Смеюсь и топаю все глубже и глубже в море. Слишком крепкое вино хорошенько ударило в голову. А в компании с потрясающим днем и невероятным вечером, с танцами и смехом, с обжигающими взглядами Ильи и задушевными разговорами – у меня просто сорвало стоп-кран. Ощущение, будто я парю далеко-далеко где-то там, на линии горизонта, что окрашена в ярко-оранжевый цвет.
– Настя! – смеется Илья, разводя руками, когда я, крутанувшись по колено в воде, разворачиваюсь к нему и улыбаюсь. Джинсы намокли, да и футболка из-за брызг прилипла к телу. – Вернись на берег, будь другом.
– Другом? А если я не хочу другом, Сокольский?
– Хорошо. Просто вернись. Девочка-беда. Утопиться она собралась.
– Да ладно тебе! – смеюсь. – Ладно, признаю, – поднимаю руки, – я просто хочу поплавать.
– Ты не умеешь, – выгибает бровь Илья, – не дури, Загорская, это опасно, – сбрасывает всю веселость мой спутник. – Выходи, Настя, давай, – машет рукой в сторону берега и делает шаг в воду.
Но пьяному и море по колено, верно? А я пьяна. И не знаю, от чего больше: от вина или от него. Нового, такого, каким я не видела своего босса никогда. Открытого, улыбчивого, сногсшибательного и до ужаса сексуального. Идеальный мужчина… мужчина, в которого я влюбилась. Вот так-то. Признала. Чуть не задохнулась от этой мысли, но глупо теперь уже прятать голову в песок. Влюбилась. Окончательно и бесповоротно, и от этой мысли дыхание перехватывает.
– А ты спаси… – шепчу и отхожу спиной все глубже в воду.
Дурочка. Страшно. Кровь кипит. Глаза Ильи испуганно смотрят на то, как вода уже достигает моих бедер, и закрадывается шальная идея сладкой мести.
– Настя!!!
Мгновение, и я падаю в воду. Задерживаю дыхание и на свой страх и риск ныряю.
Пожалуй, в этот момент уровень моего доверия Сокольскому просто безграничен. Потому что решиться на такое, не умея плавать, да еще и с легкими, накатывающими на поверхности воды волнами… страшно. Вот только я не успеваю как следует испугаться, потому что буквально тут же меня сгребают в охапку и вытаскивают сильные мужские руки. Секунда, и Илья ставит меня на ноги и обхватывает за талию, прижимая к себе, а я открываю глаза и встречаюсь с испуганными черными омутами, которые сверкают праведным гневом:
– Ты что творишь? – рычит Илья, сильней сжимая руки на моей талии, практически впечатывая меня в себя. А я укладываю ладошку на его грудь, туда, где бешено бьется сердце, и молчу.
– Напугала, дурочка… – шепчет мой спаситель, утыкаясь лбом в мой лоб и прикрывая глаза, тяжело дышит. А я медленно, с наслаждением, пробираясь пальчиками под его напрочь промокшую рубашку, пробегаю ладошкой по голой, словно высеченной из камня груди. Оцарапывая и чуть надавливая ноготками, чувствую, как сбивается у Сокольского дыхание и дрожит рука, что держит меня.
– Настя… – предупреждающе шепчет Илья, вот только я и так прекрасно понимаю, чем нам “такое” грозит, и не хочу останавливаться. Поднимаю ладошку выше, поглаживая и исследуя пальчиками, добираюсь до плеч, шеи, до покрытой щетиной щеки. Легкими касаниями пробуждая внутри нас опасный огонек, который с каждой секундой и каждым вздохом разгорается все ярче. Закрываю глаза и зарываюсь пальчиками в темных, мокрых от воды волосах Ильи и, набираясь смелости, привстав на носочки... тянусь к его приоткрытым на выдохе губам. Целую. Так, как хотела уже давно. По-настоящему: честно и открыто. Без игр и фальши. Вкладывая в это легкое и невесомое прикосновение всю нежность, что теплится внутри и которой так хочется с ним поделиться. Накрываю его упрямые горячие губы своими почти невинно, и мы оба замираем. Но всего на жалкие доли секунды, пока я не обвиваю руками Илью за шею и не тяну на себя настойчивей. Показывая, что мне мало. Я хочу больше, глубже, ярче.
Слышу тяжелый вздох Сокольского и чувствую, как он отмирает. Его руки одним легким движением, словно пушинку, приподнимают меня, усаживая себе на бедра, а губы отвечают, открываясь. С небывалым напором и отчаянием. Мужчина полностью берет контроль над поцелуем, превращая мой детский в страстный и дикий. Вмиг распаляя внутри голод и желание, которое легкой ноющей болью прокатывается по всему телу.
Мало. Мне мало, и я вцепляюсь в его плечи, как утопающий за соломинку. Полностью теряя связь с реальностью. Остается только жар, огонь внутри, бегущий по венам, и безумные игры наших так долго томившихся вдали друг от друга тел. Дикие танцы языков и глубокое, тяжелое дыхание.
Я не знаю, сколько длится наше общее падение в омут безумия, но когда, набравшись сил, я все-таки отстраняюсь от него первая, легкие горят. А вместе с ними и вся я. Горю. Пылаю. Утыкаюсь носом в шею мужчины, пряча свои красные от смущения щеки, потому что то, что я хочу предложить дальше… совершенно не та Настя, которую Сокольский привык видеть.
Он хочет меня. Знаю. Чувствую. Его возбуждение, его состояние. Чувствую каждой клеточкой.
И я хочу...
И очень сильно надеюсь, что в мужчине сейчас не взыграет благородство.
– Илья… – выходит ужасно хрипло, будто не моим голосом. – Ты говорил, что у тебя тут неподалеку апартаменты, – шепчу, пробегая пальчиком по его губам, и слышу то ли стон, то ли вздох.
– Ты смерти моей хочешь… Настя? – горько усмехается Илья.
Налетевший резкий порыв ветра заставляет поежиться от пробежавшего по коже холодка, и Сокольский это замечает, сильнее прижимая к себе. Словно стремится укрыть, согреть. Хотя думаю, он и так понимает, как внутри меня все… согрето.
