Вздоха разочарования сдержать не удается, и челюсти сами с собой сжимаются до боли. Ненавижу все это.
Один Бог знает, как мне было плохо первые пару недель. Как разваливался на куски и по сотни раз на дню чуть не срывался, желая поехать к ней. За ней. Мысль о том, что я знал, где искать Настю, не давала покоя, но потом останавливал единственный вопрос: а ей-то это нужно? Если человек так легко и просто был готов отказаться от “нас”, значит, не такие уж и сильные это были чувства?
Дерьмово. Одним, емким словом – дерьмово.
Все, на что хватило меня – это пару раз за это время позвонить ее подруге, Ксении. Просто потому, что мне нужно было знать, что с Загорской все в порядке. И, к слову, у подруги же и узнал имя и фамилию ее козла бывшего, который получил по заслугам за свои махинации. И со вчерашнего дня и на ближайшие несколько лет будет существовать за решеткой.
И теперь, когда в той истории я сделал все, что было в моих силах, пора ставить точку. Закрывать. Наш уикенд и так затянулся больше чем на два месяц...
Моя будущая жена уже буквально в паре шагов от алтаря, и я ощущаю ее каждым нервом, каждой клеточкой.
Да уж, Сокольский. Добегался. Мне остается только ухмыльнуться горизонту, но к ней я и не повернусь. Как бы мерзко это не выглядело с моей стороны.
Невеста подходит совсем близко. Я чувствую ее сладкие духи, которые отдаленно мне напоминают парфюм Насти. Чувствую ее присутствие. Девушка делает последний шаг и замирает по левую руку от меня. Чувствую, как тонкая и маленькая ладошка берет меня под локоть, обхватывая изящными пальчиками, на которые я бросаю взгляд. Всего на мгновение...
Ну, надо же – мелькает в голове – даже кольцо точь-в-точь, что я подарил Загорской, и которое она мне, сбегая, вернула вместе с чеком. Мать, интересно, постаралась? В любом случае не прогадала, потому что смотрится оно на этих длинных, изящных пальчиках с нежным бело-розовым маникюром очень даже…
Стоп!
Дыхание перехватило, а сердце сделало кульбит. В первые секунды даже сообразить не могу, что меня так взволновало, но когда до мозга доходит… Нет! Не может такого быть!
Родинка? Звезда? На ладони, совсем недалеко от большого пальчика… та самая, как у…
Вот теперь я перестаю дышать окончательно, а руки, кажется, начали трястись, как у наркомана, который видит перед собой ту самую заветную дозу.
Отцепляю от рукава пиджака пальчики невесты и поднимаю взгляд с ладошки на лицо, а там, мать его, фата! Плотная! Двадцать первый век, кто ее такую еще надевает!
Сердце стучит, как сумасшедшее, разрывая грудную клетку. И я, наверное, со стороны похож на психа, безумца, но спускаюсь на ступеньку ниже, чтобы оказаться с девушкой на одном уровне и, как сумасшедший, дергаю фату за края, поднимая с личика девушки и…
– Н-Н-Настя? – выходит рвано, словно мне прямо в этот момент припечатали кулаком под дых, но когда я вижу ее, вижу любимую женщину, что стоит сейчас передо мной, сжимая в руках свадебный букет, в изумительном белом платье, кажется, будто я сплю. – Настя… Загорская... – повторяю еще раз, не зная, для кого. Мечтая, чтобы, если это сон, то чтоб не заканчивался никогда.
Девушка кивает и улыбается, заразительно и ярко, а ее изумрудные глаза блестят, потому что в них стоят непролитые слезы.
– Моя Настя, – шепчу и улыбаюсь в ответ.
– Твоя, Сокольский… твоя! – шепчет невеста, тихонько посмеиваясь и нервно теребя в руках цветы.
Она здесь… но как? Кто?
А впрочем, плевать!
Сгребаю любимую в охапку и, стягивая с головы белую фату, растрепав прическу, зарываюсь ладонью в этих невероятно мягких волосах и целую. Жадно, напирая и сгорая от счастья, от радости, от желания быть еще ближе.
Моя! Здесь!
– Рано-рано, жених! - смеется церемониймейстер.
– Илья, – урывая секундочку между поцелуями, шепчет Настя, улыбаясь и тихонько посмеиваясь. – Илья, стой-стой, я должна… сказать, – шепчет, обхватив ладошками лицо, останавливая.
– Я люблю тебя, – накрываю своими ее сладкие губы. – Ты здесь, – шепчу, перемежая слова с поцелуями и сжимая ее тонкую талию в руках, приподнимаю, не в силах сдержать своего порыва, и под ее тихий, волнующий смех, кручу. – Люблю, Настя, больше мне ничего неважно и не нужно, слышишь, Загорская!
– Но я здесь не одна! – смеется моя невеста, заставляя меня остановиться.
В рядах гостей тишина такая, словно каждый из присутствующих не то, что говорить – дышать боится.
– Ч-ч-что?
– Илья, нас скоро будет трое...
– Настя, не пугай! – выдыхаю, явно плохо соображая, и ставлю девушку на ноги, смотря на нее во все глаза. – Что значит… – Но договорить мне Настя не дает. Хватает мою ладошку и укладывает себе поверх изящного платья на… животик. Едва заметный под пышной юбкой, если не знать, но уже чуть округлившийся.
– Да ты шутишь? – выдыхаю, поднимая взгляд в неверии, что это и правда происходит со мной. С нами. – Скажи, что нет, родная! Это же… – теряю весь запас красноречия, чувствуя, как нещадно начинает щипать глаза, как ненормально разрывается в груди сердце. Я – взрослый, уравновешенный мужик, кажется на грани радостной истерики.
– Нет, – одаривают меня бесподобной улыбкой Настя. – Не шучу. Через примерно семь месяцев у нас родится маленький Соколенок, – шепчет Настя и укладывает поверх моей ладошки свою, нежно поглаживая и сжимая пальчики. – Мы станем мамой и папой, Илья, – продолжает добивать Настя, у которой дрожит тонкий голосок, ну, а я… все. Не знаю, можно ли быть в этой жизни еще более счастливым, чем я? Возможно ли настолько сильно раствориться в другом человеке? Не представляю. Но она – все, что мне нужно в этой жизни. Кажется, я смогу жить без воздуха, без еды, без воды, но без Насти – не смогу.
– Загорская, ты моя, – шепчу, обхватывая ладошками румяные щечки и стирая покатившуюся по щеке девушки слезинку. Повторяю это "ты моя" даже и не знаю больше для кого: для себя или для нее. – Я люблю тебя, слышишь? – прижимаю к себе свою упрямую вредину что есть сил, вдыхая полной грудью и целуя желанные губы.
– Слышу, – смеется Настя и шепчет, зарываясь пальчиками у меня в волосах:
– Прости дуру! Прости за то, что наговорила тогда! За все прости, Илюш! Я ведь правда... правда думала, что...
– Оба дураки, Насть, – целую в висок, а уже и самому хочется пустить слезу от счастья. Никогда не был сентиментальным, но сейчас моим чувствам внутри катастрофически тесно.
– Я ведь так и не успела сказать тебе во время уикенда... – прикусывает губку, хитро стреляя своими невероятными глазами, Настя.
– Что?
– Люблю тебя, Сокольский! – шепчет на выдохе. – Люблю, родной! – повторяет, разгоняя по венам кровь, а по телу те самые волнующие мурашки размером со слонов, не меньше.
