— Ну так решайте скорее! Я должна точно знать, сколько мне мучиться. Но на многое не рассчитывайте, все-таки мое время дорого стоит.
Он засмеялся.
— Что смешного?
— Напомнить твою зарплату?
Да что за невыносимый человек! Я нахмурилась, молча собрала вещи, бросила ему ключи от кафедры и отправилась домой.
Приехала я в очень плохом настроении, а в гостиной снова голубки сидят, воркуют. И чуть ли не с порога сестра мне хитренько так говорит:
— Ну что, Викуля, теперь у тебя времени свободного больше стало? Познакомишь нас…
— Нет! — настала пора и мне на кого-нибудь рявкнуть.
— Может, и нет у нее никакого парня… — задумчиво произнес Королев.
Я готова была их прибить, честное слово!
— Есть! Но нам сейчас не до вас, — отрезала я и прошла в свою комнату.
Вот бывают же такие неудачные дни — когда все идет наперекосяк, хоть на улицу не выходи.
Правда, после жизнь обычно налаживается, но это был явно не мой случай. На следующий день мне снова пришлось задержаться, чтобы набирать эти чертовы тексты. Правда, в этот раз Морозов — надо же! — даже принес мне нормальную еду.
— Вам было бы дешевле личного секретаря нанять, — сказала я ему с набитым ртом.
— Так ведь не в секретаре дело, а в том, что надо из кого-то дурь выбить.
— Ну так и выбивайте из кого-то, я-то тут причем?
Он промолчал, ничего не ответил.
— И вот не лень каждый раз ездить домой и возвращаться? — язык мой все никак не желал угомониться, — пары у вас еще в обед закончились, а вечером вы снова тут как тут.
— А мне не надо никуда ездить, Виктория. Я живу в пяти минутах ходьбы от факультета.
Везет же! Я подумала, что он, наверное, живет в квартире Краславской. Может, она ему ее завещала. Я ни разу не была у Тамары Михайловны дома, но примерно знала, где этот дом находится. Ну вот, а мне еще целый час потом домой добираться! От негодования я стала ожесточенно стучать по клавиатуре. А когда я очень напряжена или сосредоточена, высовываю кончик языка.
Морозов, видимо, это заметил, потому что посмотрел на меня искоса, а потом сказал как бы невзначай:
— Лучше бы ты показывала знание языка, а не его наличие.
— Не поняла?
— Я вчера нашел много ошибок в текстах, что ты набирала.
Я дико разозлилась. Теперь меня еще и в безграмотности обвиняют?
— Это не ошибки, а опечатки! Потому что я с ног валилась от усталости, так вы меня за… мучили.
— Я еще даже не начинал тебя за… мучивать.
— Это что — угроза?
— Предупреждение.
— Да ну? Очень страшно! Кстати, а о чем вы все-таки тогда не договорили?
— У меня сейчас нет настроения об этом рассуждать.
— А у меня нет настроения находиться с вами в одном помещении — и что теперь? Сами же говорили — не все в жизни бывает, как нам хочется.
— Виктория, работай уже!
Снова тяжело вздохнув, я стала недовольно клацать по клавиатуре, в очередной раз думая, какая я все же неудачница. Почему мне никогда не везет?
Но не зря говорят, что нельзя гневить судьбу. Ибо как только начнешь причитать и думать, что хуже быть не может — обязательно станет хуже.
ГЛАВА 12. РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТА
Каждый год в универе проводится «Студенческая весна». Но наш декан любит выпендриться, а потому на филфаке проводится еще и «Студенческая осень». Невероятная муть, но многим нравится, в особенности — тем, кто не оказался в ней задействован. Раньше эта беда обходила меня стороной, но в этот раз декан решил, что в культурную программу будет входить постановка «Ромео и Джульетты». И так загорелся этой безумной идеей, что даже пригласил профессионального режиссера из ТЮЗа. А меня — будто и без того проблем мало — назначили консультантом и заставили посетить несколько репетиций. Точнее, Морозова и меня.
Зачем это было нужно — лишь одному декану ведомо, но приказ есть приказ. Так что теперь я не только находилась в рабстве у противного выскочки, набирая дурацкие тексты, но еще и задерживалась с ним после работы из-за постановки. Это не говоря уже о том, что репетиторство я тоже не бросала. Ни минуты свободного времени — эх, зря я раньше жаловалась на жизнь!
А вот Ольга Беседина, наоборот, горела желанием посещать эти нелепые мероприятия. Она увязалась с нами, хоть ее никто и не заставлял.
Первую репетицию я не забуду никогда. Режиссер оказался очень нервным мужчиной — уже на подходе к актовому залу я услышала звучные выкрики. Когда-то профессор Колесников и профессор Корнилов выпустили «Словарь русского мата», и теперь студенты филфака изучали его на первом курсе. Но то, что вырывалось из уст режиссера… такого даже в том словаре не было!
Правда, когда мы заняли места в первом ряду и стали смотреть постановку, я немного прониклась сочувствием к этому бедному человеку. Дело в том, что некоторые номера зачем-то сделали музыкальными. Но у Джульетты, которая напоминала юную Олю Беседину, не было ни слуха, ни голоса, да и Ромео пел как лось в брачный период.
Я долго сдерживалась, но потом закрыла лицо руками и стала беззвучно смеяться.
— Тебе что, не нравится постановка? — с серьезным лицом спросил Морозов. Я сидела с правой стороны от него, а Беседина — с левой.
— Почему же, она великолепна, — задыхаясь от смеха, выдавила я, — прямо в соответствии с традицией.
— Какой еще традицией, что ты несешь, Горячева? — влезла Беседина. — Это — трагедия, а они цирк устроили.
— Есть гипотеза, что «Ромео и Джульетта» — не трагедия, а пародия на трагедию. В таком случае — действительно, ставят правильно, — объяснил ей Морозов, а потом снова обратился ко мне. — Так ты считаешь эту гипотезу верной?
— Считаю, что в этом… — я не успела договорить, потому что мы вдруг оказались в центре внимания нервного режиссера.
— Эй, вы, эксперты! — крикнул он нам, — чего там трындите? Ну-ка, быстро сюда!
