— Это все? — спросил режиссер.
— Нет, еще парочку подкину, — ответил декан и обратился к нам.
— Скоро мы будем ставить «Тристана и Изольду». К 14 февраля или к 8 марта, еще не решили. Но Виктор Алексеевич наотрез отказывается брать на главные роли студентов. Так что играть будете вы. Тебя, Горячева, он выбрал на роль Изольды.
— Что? — возмутилась я. — А зачем нам это нужно? И вообще — во всех универах в подобных… гм… мероприятиях только студенты задействованы.
«Во всех нормальных универах» — чуть не вырвалось у меня.
— Видите ли, мадемуазель, я тоже не могу объяснить, почему этот товарищ горит желанием поставить сию дребедень, — вдруг очень вежливо вмешался режиссер и кивнул на декана, — и тем более не знаю, почему он желает видеть в качестве постановщика этой белиберды лишь меня. Но я ему обязан, а потому вынужден согласиться. Тем не менее, мои нервы, знаете ли, не железные, и сил работать с тупыми овцами больше нет. А вас я видел в деле… Хотя разговор надо было начинать не с этого. С твоим… с Денисом я уже договорился, так что… теперь, я думаю, ты тоже не откажешься.
Что? Мое сердце после этих слов похолодело еще сильнее.
«А причем тут Денис Сергеевич?» — хотела спросить я, но испугалась, что режиссер в ответ ляпнет лишнее и промолчала. Надо уходить отсюда скорее, а то Машка стала на меня странно коситься.
— Горячева, какие-то проблемы выполнить мою просьбу? — спросил декан.
— Нет, нет, какие проблемы! — взмахнула я руками и попятилась к выходу.
— Ну вот и замечательно! Вам сообщат, когда начнутся репетиции, — улыбнулся декан.
— А я кого буду играть? — спросила Машка.
— Пока не знаю, — ответил режиссер. — Возможно, Бранжьену.
— Хорошо.
Я продолжила пятиться и наконец оказалась в коридоре.
— И что это сейчас было? — спросила Маша, которая вышла за мной. — Что означает — «с твоим»?
— Откуда я знаю! — огрызнулась я. — Наверное, он хотел сказать — «с твоим коллегой».
— Ну да, ну да… — задумчиво пробормотала Мария. — Узнав, что он согласен, ты тоже должна согласиться.
— Полная ерунда! — закричала я. — Понятия не имею, что за чушь молол этот человек! И участвовать я нигде не собираюсь.
— Но ты уже дала слово. И вообще — прежде, чем ссориться с деканом, надо обдумать последствия своих поступков. К тому же — всё не так плохо. Прекрасное развлечение — вновь почувствовать себя студентами! И у тебя ведь для спектакля даже платье подходящее есть… как там его… название французское… забыла… — сказала Машка.
Ага, прекрасное развлечение! Я такие «развлечения» и в студенческие годы десятой дорогой обходила! А тут — играть Изольду! С Морозовым? И когда это он успел согласиться? Ну, сейчас я ему устрою!
Маша тем временем расплылась в улыбке.
— Чего лыбишься?
— Я вдруг вспомнила… твой день рождения… мы говорили про Тристана и Изольду, помнишь? И вино — помнишь? А ведь в книге именно Бранжьена угостила Тристана и Изольду заколдованным вином… а теперь… вы… мы… Совпадение? Не думаю. Наверное, я всё-таки — ведьма!
Еще бы не ведьма! Несешь ересь, а потом из-за тебя люди глупости делают! Инквизиция по тебе плачет! Но сейчас мне некогда с тобой возиться, сначала надо разобраться с Морозовым. Отделавшись от Машки, я выскочила на улицу, набрала Дениса Сергеевича и завопила в телефон:
— Что за дурацкая история с постановкой? Почему вы согласились? Разве мы с вами еще не наигрались?
— Меня так упрашивали, что сердце дрогнуло, — кажется, в его голосе я услышала насмешку. — А что такое? Почему ты нервничаешь?
— Потому что по горло завалена работой! Будто других проблем в жизни мало! Одни ваши чертовы сонеты чего стоят!
— Ну вот, приехали! Что ты сказала про сонеты? Разве тебя кто-то заставлял…
Конечно, не заставлял, я сама ввязалась. Где были мои мозги?
— Нет, но…
— Тогда почему теперь кричишь на меня?
Я сделала глубокий вдох. И выдох. Как там учила мама?
И правда — чего я на него кричу? Никто меня не заставлял заниматься этими переводами, сама виновата. А постановка — ну, это всего лишь постановка. К тому же действительно лучше не портить отношения с деканом. Но извиняться перед Морозовым я не стала.
— Ладно, до свидания, — пробурчала я в трубку и нажала «отбой».
На следующий день Морозов вел себя как обычно, и я тоже. Казалось, жизнь вошла в прежнюю колею, хотя иногда в голове всё же вертелись мысли о девушке Дениса Сергеевича, и даже время от времени возникало ощущение, что тут дело нечисто. Но проблема в том, что в вскоре произошел совершенно непредвиденный случай, и я потеряла способность рассуждать здраво.
ГЛАВА 22. БУРЯ 2.0 (СОВСЕМ ДРУГАЯ БУРЯ)
Дни шли, а я так ни разу и не притронулась к книгам, что принес Морозов. Когда я окончательно осознала, что желание читать у меня почему-то пропало, то решила их вернуть. И выбрала для этого, как оказалось, самый неподходящий момент.
Денис Сергеевич в тот день в универ не пришел. Я пыталась ему дозвониться, но телефон был отключен. Беседина-старшая на расспросы ответила, что Морозов заболел и отпросился с работы.
Ну и ну. Мне что теперь — целый день таскаться с дорогущими книгами и снова вести их к себе домой? Через какое-то время пришло оповещение, что владелец этого богатства появился в сети. И почти сразу же он мне перезвонил.
— Что-то случилось?
— Нет, но я… сегодня привезла ваши книги…
— Так быстро прочла?
— Я вообще быстро читаю. Раз уж вы не вышли на работу, могу я их на кафедре оставить?
— Конечно, нет. Как их можно там оставить? Еще и выходные впереди. Если не трудно, занеси мне их домой после работы.
Ну да! Мне же делать больше нечего!
— А вы заболели?
— Не волнуйся, — он странно хмыкнул в трубку, — тебе точно ничего не угрожает.
