Аля немедленно отправила меня домой. К вечеру лихорадка усилилась. Сутки я провела словно в аду на раскаленной сковороде, затем жар спал, хотя меня по-прежнему трясло. Я чувствовала невероятную слабость, совершенно пропал аппетит и сон, а самое ужасное — я погрузилась в беспросветную тоску. В понедельник на работу я не вышла, во вторник — тоже. Хотя и дома оставаться было невыносимо.
Вся обстановка в квартире стала меня раздражать, особенно — наша «малахитовая гостиная». Когда-то малахит был пигментом в темперной живописи. Но если размолоть его слишком мелко, краска получалась грязно-пепельного цвета. И теперь мне казалось, что всё вокруг — вся жизнь — превращается в измельченный малахит, а я скоро буду погребена под толстым слоем грязно-пепельного безумия.
Как ученый, я должна была наконец-то посмотреть правде в глаза и проанализировать происходящее с научной точки зрения. Почему новость о беременности сестры не вызвала почти никаких эмоций, а встреча с девушкой Морозова всколыхнула в душе целую бурю? Почему мне сейчас так плохо? Что происходит?
Самую полную этиологию моей болезни я нашла в разделе De amore qui hereos dicitur книги Lilium medicinale («Врачебная лилия») доктора Бернара де Гордона, профессора университета Монпелье: «Болезнь, называемая hereos, это унылая тоска, вызванная любовью. Симптомы болезни — отсутствие сна, отказ от еды и питья. Все тело слабеет, лишь глаза остаются зоркими». Доктор Бернар упоминал также повышенную возбудимость, беспорядочный пульс и приступы безумия. Прогноз болезни был неутешительный: «Если больных не лечить, они сходят с ума и умирают».
Унылая тоска, вызванная… любовью? Какой кошмар. А что же тогда было со мной раньше? Ведь я же… любила Королева? Но аппетит мой при этом всегда был отменный, да и тело ни разу не слабело. Или то была не любовь? Хотя… размышлять об этом сейчас — бессмысленно.
Бесполезно и думать о том, как же я могла вляпаться в такую жуткую историю, почему отмахивалась от опасных симптомов и упустила момент, когда всё вышло из-под контроля.
В любом случае, итог очевиден — теперь моя жизнь точно пошла под откос. Этот ужасный человек всё-таки разрушил ее, пусть и не таким способом, какой я могла предположить. И если в любом другом случае я могла бы с ним бороться, то сейчас единственный выход — забвение. Работать с ним я больше не смогу, придется уволиться. И учиться я там больше не смогу. Честное слово, даже если б Морозов был свободным и не являлся извращенцем, то и тогда бы я не решилась строить с ним отношения. Да, надо признать — он оказался умным и талантливым ученым — за время совместной работы я окончательно в этом убедилась, но… Ведь наверняка у него было слишком много девушек, а я такое не терплю.
При данных же обстоятельствах бегство и вовсе — единственная возможность спастись от этого кошмара. Конечно, придется начать жизнь с чистого листа. Где, как? Неизвестно. Скорее всего, надо будет уехать в другой город. Только кому я нужна — в другом универе, в другом городе? Хорошо бы заручиться хоть какими-нибудь рекомендациями. Обдумав разные варианты, я решила все-таки не поступать слишком опрометчиво, а осторожно поговорить на эту тему с Бесединой-старшей. Но от Морозова буду с этого момента держаться подальше — пусть как хочет, как и заканчивает проект.
Нужно ли объяснять, что всё снова пошло не так?
ГЛАВА 23. КОГДА ВСЁ СНОВА ИДЕТ НЕ ТАК
На следующий день на работу я опоздала — на кафедре были почти все сотрудники, но меня это уже не особо волновало, всё равно скоро уволюсь.
Томашевский, который две недели отсутствовал, увидев меня, присвистнул:
— Ну и ну! Денис Сергеевич, что ты сделал с этим ребенком? Сонеты переводить, конечно, замечательно, но ты только посмотри! Она вся осунулась, похудела, синяки под глазами появились! Если и дальше так пойдет, то после завершения конкурса ты просто обязан будешь на ней…. обязан будешь отвести ее вооон в то учреждение, — он показал рукой на ЗАГС.
Вот же тупые шутки!
— Думаете, от этого поправляются? — спросил вдруг Морозов.
А он-то что несет?
— Ходят слухи, что многие поправляются. Живот, во всяком случае, начинает расти, хе-хе.
— Борис Александрович, снова вы со своими пошлостями, — прервала его Беседина, и еще ни разу в жизни я не была настолько рада ее вмешательству. — Виктория, присядь рядом, есть серьезный разговор.
Начнет отчитывать за опоздание? Или еще что-то случилось на мою голову?
— Вика, — сказала вдруг Беседина, — тебя преследует злой рок. Анисимов по состоянию здоровья собирается увольняться, так что тебе снова придется искать научного руководителя. Но есть и хорошая новость — его часы можно передать тебе. Конечно, не прямо сейчас, а с нового учебного года, и всё же…
Новость о том, что я могу занять место Анисимова, еще неделю назад привела бы меня в дикий восторг, но теперь я просто промычала в ответ нечто невразумительное, и Беседина странно на меня покосилась. А я всё думала, как бы мне остаться с ней наедине и прояснить другой вопрос, но в тот день так ничего и не вышло.
С Морозовым я старалась не общаться, всем своим видом показывая, что за время моего отсутствия появилось множество безотлагательных дел и мне сейчас не до сонетов. Но после обеда пришлось все-таки с ним поговорить — я сказала, что всё еще плохо себя чувствую после отравления и уйду домой раньше. При этом я старалась не смотреть ему в глаза.
— Отравления? — почему-то задумчиво произнес Денис Сергеевич и, запустив руку себе в волосы, зачем-то их взъерошил, — ну да, ну да… иди.
Что это означало, я не поняла. Да и какая разница?
На следующий день Беседина-старшая пришла на работу рано, сразу после меня, и я незамедлительно приступила к важной части моего плана.
— Любовь Константиновна, возник один вопрос. Абсолютно теоретический. Предположим, есть человек, который хочет перевестись из аспирантуры одного ВУЗа в другой. Это очень сложно? Могут ли преподаватели ВУЗа, в котором этот человек учится, оказать поддержку — например, дать рекомендации? Или успех зависит от статуса рекомендующего и его репутации в академической среде? — спросила я у нее.
В этот момент — как обычно некстати — дверь распахнулась и на кафедру зашел Морозов.
— Я сегодня пришла пораньше не для того, чтобы возиться с тобой. У меня есть куда более важные дела в деканате. Так что не морочь мне голову. Вон, Денису Сергеевичу морочь.
— Что случилось? — спросил Морозов.
— Горячева, кажется, собралась переводиться в другой университет, — пожала плечами Беседина и, прихватив кое-какие документы, покинула кафедру.
А мы остались с Морозовым наедине. Сначала он сел за стол и разложил бумаги. А потом с непонятной усмешкой спросил:
— Так куда это ты собралась бежать? И почему?
