— Я… э-э… не могла дозвониться и… э-э… приехала узнать, как дела, — сообщила она смущенно. — Теперь вижу, что прекрасно. И сейчас же возвращаюсь назад.
— Нет, погоди. Этот человек уже уходит, — я кивнула в сторону Дениса Сергеевича.
— Вика! Ну как не стыдно! — возмутилась сестра.
— Мне действительно пора, — сказал ей Морозов и затем обратился ко мне, — я позже привезу твою сумку.
— Нет! Не надо мне никакой сумки, — сообщила я. — Пускай лежит на кафедре, ничего с ней не случится.
— Вот те раз! — воскликнула Аля, — вчера срочно была нужна сумка, а теперь — не нужна. Денис, у этой девчонки семь пятниц на неделе!
— Я заметил, — поддакнул ей этот тип и пошел одеваться.
После того, как он ушел, Алевтина хитро мне подмигнула:
— Ну что, Викуля, далеко дело зашло, да?
Да, Аля, трындец как далеко. Твоя сестра притащила домой мужчину, который скоро женится на другой, накормила его ужином при свечах и оставила ночевать у себя дома.
— А почему ты его так быстро выставила? Какой у тебя всё-таки вредный характер, Вика! Нельзя так себя вести с мужчинами, папа бы тебе объяснил, — не успокаивалась Аля.
— Папы, слава богу, здесь нет, — заметила я. — И пожалуйста — не говори родителям о том, что сейчас видела.
— Так и быть, буду молчать. Если ты угостишь меня завтраком.
Не дожидаясь моего приглашения, сестра накинулась на еду и стала поглощать ее с бешеной скоростью. Причмокивая, она сказала:
— Вкууусно! Молодец, сестричка! Не потеряла кулинарных навыков, так держать!
Я вдруг тоже почувствовала голод и, испугавшись, что сестрица в момент всё сожрет, присоединилась к трапезе, с прискорбием отметив, что еда у Морозова действительно получилась вкусная.
После того, как Аля уехала, я в очередной раз приложила лед к ноге и снова отправилась спать. Проваливаясь в сон, подумала — а почему Морозов всё-таки не сказал мне это свое кое-что? Ведь возможность для подобного разговора у него имелась!
Сейчас я понимаю, почему — потому что в тех обстоятельствах он наверняка получил бы от меня костылем по голове.
А Денис Сергеевич, что бы я там ни говорила, был далеко не дурак. Видимо, он как следует всё обдумал и решил свести риски к минимуму, сообщив мне нечто в такой момент, когда я меньше всего этого ожидала и никаких «санкций» применить не могла.
_________________
*В адаптации Маршака первые строки 116 сонета звучат так:
«Мешать соединенью двух сердец
Я не намерен. Может ли измена
Любви безмерной положить конец?
Любовь не знает убыли и тлена».
ГЛАВА 29. СПОР
После праздников я шла (то есть — ковыляла) на работу с твердым намерением написать заявление на увольнение. К тому времени я уже передвигалась самостоятельно, без костылей, и всё же наступать на ногу было еще немного больно.
Не успела я дойти до здания факультета, как двери его распахнулись. Навстречу выбежала Таня Журавлева и… бросилась мне на шею, словно самая закадычная подруга.
Что за дела?
— Викуля! — заверещала Татьяна. — Какая же ты молодец! Поздравляю! Поздравляю!
Вот те раз! С чем это она меня поздравляет? С прошедшим праздником? Но тогда почему я — молодец?
Пытаясь вырваться из цепких объятий Журавлевой, я постаралась выяснить, что происходит.
— Я сейчас была в деканате, — объяснила Журавлева, — и узнала, что ты… то есть — вы с Морозовым — выиграли конкурс переводов. Только что сообщили. Декан на седьмом небе от счастья. Сразу же стали тебе звонить, но не могли дозвониться. И я вышла тебя встречать — хотела первая сообщить новость.
Ну и ну! Я ошарашено захлопала глазами. Если честно, работая над этим проектом, я совсем не думала о победе и тех перспективах, что она может принести.
Как оказалось, — зря не думала. В тот день я узнала — принести она может немало. В деканате, куда меня притащила Журавлева, сказали, что на днях я поеду в Москву на вручение этой премии. И церемонию даже покажут по телевизору.
Вот это да! Наконец-то и на моей улице наступил праздник.
Значит, больше никто не посмеет назвать меня «обычной лаборанткой».
Значит, мне теперь не нужны ничьи рекомендации, чтобы перевестись в другой ВУЗ.
И всё бы хорошо, если б не ложка дегтя, подпортившая приподнятое настроение. Точнее, — ложек было целых две.
Первая — победа в конкурсе предполагала получение гранта на другие переводы и дальнейшую публикацию сборника этих переводов. Ведь для участия мы отправили лишь часть сонетов — все за такой короткий срок, конечно же, перевести было невозможно (да это по условиям и не требовалось). Только вот в моем случае ни о какой дальнейшей работе в этом направлении речь идти не могла. Значит, — не видать мне сборника. Я понимала — глупо отказываться от такой возможности. Серьезные ученые так не поступают. Серьезные ученые, стиснув зубы, идут к своей цели, не обращая внимания на личные неурядицы. Но продолжать и дальше кое с кем работать было просто выше моих сил. Выходит, я — не серьезный ученый. Мысль об этом изрядно омрачала радость победы.
Вторая ложка дегтя была такой: не я поеду в Москву на вручение этой премии, а мы поедем — вместе с Морозовым. Конечно, дегтем это было лишь для меня, а в глазах окружающих — трындец какой подарок судьбы.
— Я слышала — служебная командировочка намечается! Мммм… как романтично! — Маша подкатила глаза.
После бурных поздравлений в деканате и на кафедре (Томашевский даже раздобыл где-то плакат со словами Маршака: «Перевод стихов — высокое и трудное искусство. Я выдвинул бы два — на вид парадоксальных, но по существу верных — положения. Первое: перевод стихов невозможен. Второе: каждый раз это исключение» и вручил его мне) наступило время обеда. Не успела я занять место за столиком, как прискакала Мария и, как всегда, начала нести ересь.
— Что романтичного-то? — огрызнулась я.
— У Морозова же в Москве квартира есть…
— И какое мне дело до его квартиры? Тем более, мы на один день едем. Туда и назад.
— Правда? — кажется, Мария даже расстроилась. — Жаль.
А мне вот было вообще не жаль. Перспектива провести с Морозовым хоть лишний час совсем не радовала. Хорошо, что терпеть его присутствие придется не так уж и долго. Хотя организаторы конкурса и оплатили нам билеты на самолет, я не собиралась лететь вместе с этим товарищем.
— Что? Как это — поедешь на поезде? — недоуменно переспросил Морозов, когда я сообщила ему эту новость. — У нас уже билеты на самолет есть. Они невозвратные.
