— И что же теперь... — пробормотала я.
Такое ощущение, что я падаю в какую-то пропасть. Во всех смыслах. Даже физически.
— Это очень просто. — Жрица пожала плечами. — Люби его. Возьми его. Позволь ему взять себя. Я не знаю, что может помешать этому.
Что делают взрослые, умные и отважные женщины, когда их жизнь рушится окончательно и бесповоротно?
Правильно. Они падают в обморок.
Обморок, правда, был странноватый. Тело тихо сползло с кресла, а сознание, видимо, от ужаса, не смогло отключиться совсем.
Я смутно понимала, что меня подхватывают на руки, куда-то несут. В памяти даже удержались обрывки разговора, мужские голоса:
...странное решение...
— ...должен исправить...
И женский, с насмешливыми нотками:
— ...серебро отличается удивительной недальновидностью...
А потом — легкий холодок портала. И прохлада атласной простыни подо мной, приятная для обнаженной кожи, и ветерок, щекочущий спину... тоже голую.
Я в больнице?
Приоткрыла один глаз, чтобы увидеть прямо перед ним бешено-оранжевую поверхность. Так. Я лежу на постели, ничком, явно голая. Судя по цвету простыни, все еще на Ленейре. А ветерок сверху — вовсе не ветерок, а пальцы, почти невесомо гуляющие по спине. И каждое их прикосновение было как едва ощутимый разряд молнии, от которого хотелось выгнуться как кошка и замурлыкать... Особенно вот здесь! Да, и здесь тоже... О да, да, я готова лежать так вечно! Только пусть эти пальцы пробегут и ниже талии, и еще ниже... Но там...
При этой мысли в голове чуть прояснилось.
Ниже талии я, хвала Создателю, прикрыта тем же прохладным атласом.
Что происходит?!
Я повернула голову, открыла второй глаз и приподнялась на локте. Клянусь, вскочила бы! Не будь я голой.
Рыжий мерзавец, сидевший рядом со мной, имел очень сосредоточенный вид. Нахмуренные брови, волосы убраны в одну косу. Одет...
— Не шевелись, пожалуйста. Лежи как лежала, — сквозь зубы, почти приказным тоном.
Так. У меня больше нет вариантов снять печать, и этот гад решил осуществить супружеское право? Мол, теперь деваться мне некуда?
А ведь некуда, Мирра! Как она сказала, жрица с грустным взглядом? Люби его, возьми его... Нет уж. Пусть берет сам, раз уж все так. Тем более сам велел: «Не шевелись». Вот и не буду!
Спина жила отдельно от меня. Млела от блаженства. Да что там — все тело млело! Как всегда. Стоит безумному ленейри меня коснуться, как я сама становлюсь безумной! Нет, не я — тело! Тело, подчиненное проклятому меронину!
Я мрачно уткнулась носом в простыню и все-таки спросила:
— Что ты делаешь?
— Снимаю печать. — И тон совершенно бесстрастный, вот же сволочь!!!
Стоп.
ЧТО он делает?..
— Ка-какую печать?! — пискнула я.
— Мирра. Я снимаю с тебя свой меронин. Лежи спокойно. — Он вдруг громко втянул в себя воздух и добавил: — Наслаждайся.
Это что — шутка такая?
— Ярр...
Я скосилась на свое плечо и ахнула. Дракончика не было! Точнее, не было хитрой мордочки, вместо нее на коже проступали расплывчатые красные линии... бледнеющие на глазах.
Все.
Больше никто не подмигнет мне наглым синим глазом. И меронин не подмигнет, и его хозяин, думаю, тоже.
Если бы про это написали в книге, то написали бы так: «И огромное, невероятное счастье охватило ее». Только это было бы неправдой.
Я тупо пялилась в оранжевую простыню и не ощущала даже облегчения. Если честно, ничего не ощущала. А если еще честнее — откуда-то изнутри медленно поднималась обида.
Но леди Миррайна Ситрелин из Серой ветви Серебряного клана всегда была умной и сообразительной девочкой. И, как мне казалось, неплохо разбиралась в психологии. Так что все понятно — это просто шок. Я ведь уже смирилась с тем, что обречена, а потому теперь не в силах осознать свое счастье, Оно непременно придет, но позже. Но непременно!
Неожиданно по шее и спине словно пробежала вприпрыжку целая толпа каких-то крохотных зверюшек. И исчезла.
— Готово, — хрипло сказал Ярр и поднялся.
Я ощутила это физически — не то, что вернулась на место продавленная его весом постель, а то, что он отдалился от меня.
— Можно вставать? — спросила тихо.
— Да, конечно, — был ответ, и атлас, укрывавший мою нижнюю половину, потянули наверх, видимо, разворачивая, накрыли меня целиком и отошли на несколько шагов.
Я села, одновременно заматываясь в покрывало.
Мы находились все в том же гостиничном номере, и за окном занимался рассвет. К стеклу прилипли, словно подсматривая, несколько зеленых искорок, едва заметных.
Я сидела на широком диване, где спала вчера, на полу у изголовья валялась обложкой вверх раскрытая толстая книга, а на треугольном столике стоял поднос с едой. Аромат какао мешался с сильным ароматом миндаля, и я уже знала, что именно так пахнет мой рыжий волшебник, когда волнуется или злится. То есть не мой волшебник.
И я больше — не его. Ведь так?
Вскочив с дивана, я пробежала в ванную комнату, скинула покрывало и, изогнувшись, уставилась на свою спину. Чисто! Я свободна! СВОБОДНА!!!
«Можешь спокойно выходить замуж», — ехидно шепнул внутренний голос.
Ну да. Могу! Девственницей причем.
И почему-то так грустно стало... Ладно. Подождем. Просто надо прийти в себя. И вернуться домой, конечно.
Я сбегала в комнату за одеждой, мельком обратив внимание, что Мидьяр убрал с дивана постель и уселся там, откинувшись на спинку. А через десять минут вышла из ванной во всеоружии — спокойной, серьезной, свободной женщиной. С застегнутым доверху воротником рубашки.
И остановилась, прижимая к себе не надетую еще куртку.
Искусник выглядел... больным. Серое лицо, темные мешки под глазами, сцепленные на коленях руки заметно дрожат.
— Ярр, с тобой все в порядке? — спросила с беспокойством.
— Конечно, — подтвердил он по-прежнему хриплым голосом и выпрямился.
— Но...
— Не волнуйся, я здоров. Сейчас ты поешь, и мы отправимся назад. В Империю.
Да я не об этом волнуюсь, вообще-то!
— Ты бы тоже поел. Ты плохо выглядишь, — указала я. А потом с языка соскользнул совершенно идиотский вопрос: — Что-то случилось?
— Ну что ты, — хмыкнул волшебник, с хрустом разминая пальцы. — Просто поговорка о том, что ломать легче, чем строить, в корне неверна. Ломать сложнее. Особенно то, что построил сам. Плетение, как я уже тебе говорил, было сложное... А есть я пока не могу. Какао с тобой выпью, и хватит.
