— Честное пионерское! — отсалютовал он насмешливо, но глаза у него… честные, что ли, и я пошла. А пока шла, подумала: я ведь даже не сказала, в чём ему клясться нужно… Как бы и так понятно, но потом…
Я так устала, что хотела лишь одного: упасть, закрыть глаза и больше ни о чём не думать, не бояться. Все вот эти приключения на одно место — не для меня. Я люблю тишину, покой и свой ноутбук.
Нас встретили странные звуки. Я удивлённо оглянулась на мужчину.
— Кто там? — спросила, потому что подумала, что со слухом у меня после всех потрясений нехорошо.
— Там мой сын, — встретил он мой взгляд.
— А жена ничего не скажет, что ты в дом незнакомых девушек таскаешь?
— У меня нет жены, — успокоил меня незнакомец, и я вдруг подумала, что не знаю его имени. Он моё — да, а я его — нет.
— Меня Арсений зовут. Можно Сеня, — словно прочёл мужчина мои мысли. — Заходи уже.
=12. Арсений
Я не знал, нужно ли мне это — подбирать в подъезде проблемную девчонку. У неё чуть ли не на лбу написано: Большие Проблемы. То она в подворотне влипла, то от этого урода-соседа еле ноги унесла. Зачем она туда рвалась да ещё с вещами? Не знала, что он за овощ?
Как бы там ни было, духу не хватило дать ей деньги и спровадить куда-нибудь. Да я мог мать уломать в конце концов. Попросить, чтобы девчонка у неё хотя бы переночевала. Но Морозовы простых путей не ищут. Я пожалел её, наверное, поэтому пригласил в свою квартиру.
Она ахнула, как только дальше порога зашла. Да, у меня нестандартная планировка и дизайнерский ремонт. Я из четырёхкомнатной квартиры сделал то, что мне нужно. Здесь у меня спортзал, большая кухня, кабинет и очень светлая спальня, где я почти не бывал. Правда, я любил больше в кабинете находиться. Удобно, всё под рукой.
«Сейчас начнёт восхищаться», — едва удержался, чтобы не поморщиться. Не хотелось обижать, ей и так досталось. Но Надежда меня удивила: её, оказывается, не красоты квартиры моей поразили, а Данька.
— Пойдёшь ко мне на руки, ребёнок? — и голос такой нежный, что захотелось зажмуриться.
Она словно изнутри меня погладила. И стало неудобно, тесно в собственной шкуре. Неконтролируемая эрекция грозилась превратиться в стихийное бедствие, и я позорно отступил в кухню, чтобы не светить ею, как Александрийским маяком. Никогда не думал, что женщина с ребёнком — это так эротично.
Это было бегство. Не хватало ещё перепугать девочку до полусмерти. Ей и так сегодня от мужиков досталось.
— Вещи твои где? — крикнул я из кухни.
— Там остались. Денис… не давал к ним приблизиться.
— Тогда жди, — вылетел я пулей из квартиры.
Дверь у соседа до сих пор не закрыта — звонить не пришлось. Сам он стонал, сидя на полу. Судя по нечеловеческому страданию на лице, Надюша его хорошо приложила между ног, что не мешало соседу почему-то прижимать к груди Надину сумочку.
— Ну, и что мы там ищем? — поинтересовался холодно, забирая из рук явно женский телефон и сумку. Вон её ноут валяется и та самая знаменитая бомба на колёсиках — смерть женским колготам и привет синякам.
— Гы-ы, — следит за мной взглядом соседушка и нервно улыбается. — ну-ну. У тебя, наверное, яйца железные?
— Не твоего ума дела, — направился я к выходу. — Ещё хоть раз её тронешь — пожалеешь.
— И что будет? — поинтересовался кисло этот половой гигант. — В полицию заявишь? Так это не я её трогал, а она меня. Я защищался!
И это недоразумение смеет мужиком называться? Я даже оглядываться не стал.
— А ты смотри! Я предупредил! — кричит он мне вслед.
Я вышел и захлопнул соседскую дверь. От греха подальше. Слишком велико желание вернуться и накостылять ему посильнее. Чтобы уж защищался, что ли, чтобы хоть не зря свои боевые шрамы получил.
— Вот, — сгрудил я возле стола Надины вещи. — Посмотри, пожалуйста. Вдруг что пропало. А то твой товарищ в вещах рылся.
— Он мне не товарищ, — устало вздохнула Надя. — Он муж моей сестры. Я думала, она дома.
Вон та вздорная тётка — её сестра? Совсем не похожи, надо же.
— Есть хочешь? — спросил — и полюбовался, как призывно полыхнули розовым Надины щёки. Голодная, значит. — Сейчас что-нибудь придумаю.
Я отправился на кухню. Так даже проще — не нужно на неё смотреть и умиляться. Слишком опасно. Но Надя не из тех, кто даёт шанс побыть в одиночестве. Вскоре она притопала вместе с сыном на руках.
— А кто у нас тут прячется? — воркует она так, что впору в ледяную воду нырнуть. — Папа прячется? Папа хочет отдохнуть.
Папа хотел кое-чего другого, но в кои-веки не желал быть правдивым.
— …А мы кричим и кричим, — ведёт она свой разговор с ребёнком.
Кричал в основном Данилка на своём тарабарском языке. Что-то рассказывал и выкрикивал. Такие словесные иероглифы, наверное, только мамы понимают.
— Как сына-то зовут? — кажется, она ко мне. Голос её бьётся в висках белокрылой птицей, клюёт в темя. Хочется зажмуриться и почему-то ладони на плечах ощутить. Хотя бы на плечах. Наваждение какое-то. Ничего же не было до того, как она Даньку на руки взяла. Но я вру. Ещё в лифте она пахла для меня по-особенному. Просто я тогда ещё не понял.
— Данила, — обернулся и глазами с ней встретился. Спокойный, улыбчивый, как всегда. Внешне непробиваемый. Незачем ей знать о моей уязвимости и той дыре, что она своим голосом во мне провертела внезапно. — А если честно, то не знаю. Мы так с Нинкой решили мальчишку назвать.
— С Нинкой?.. Решили? — хлопает она ресницами растерянно и рот у неё приоткрывается.
— Мне его подкинули. Два дня назад, — решился я на откровенность. Дурацкая затея с чужим человеком, но почему-то хотелось посмотреть на её реакцию. Девчонка нахмурилась. Брови у неё красивые, крылатые, аккуратные.
— Как это? Так бывает?
Я пожал плечами.
— Случилось же.
И вывалил всю короткую историю. Я всего ожидал: недоумения, осуждения, растерянности, а Надя только нижнюю губу пожевала и прижала Даньку к себе покрепче.
