— Сядь, пожалуйста, — мягко командую я, и он подчиняется — падает на стул, ставит локти на стол и прячет лицо в ладонях. Ему нужно в себя прийти — я понимаю.
Я роюсь в пакетах, сортирую еду, режу салат и ставлю сковородку на плиту. Рыба — это хорошо. Рыбу сложно испортить. Я умею делать отличный кляр — получается хрустящий и вкусный. Это не очень полезно, но зато безумно вкусно.
Сеня уже вынырнул из своих тяжёлых дум и с интересом смотрит, как я исследую его шкафчики — ищу муку, специи.
— Давай я помогу, — появляется он неожиданно за моей спиной. Горячий. От него волнами исходит жар. Невольная дрожь пробегает по телу. Со мной такое впервые. Никогда не реагировала так на мужчин. Кажется, ещё немного — и он прикоснётся губами моей шеи. Я даже глаза закрываю — так на меня накатывает непонятно что.
А он касается меня телом, открывает дверцы подвесных шкафов.
— Командуй, что тебе нужно. Так будет быстрее.
— Специи и мука. Подсолнечное масло, минералку и яйца я нашла.
— Со специями не знаю. Вот всё, что есть, — ставит он передо мной корзинку с пакетиками. Для мужчины у него почти идеальный порядок. Видно, что аккуратный.
— Если честно, я мало бываю дома и почти не готовлю. Да и привык больше питаться полезно и то, что можно приготовить быстро.
Касание, ещё касание.
— Ножи, ножницы.
Да, я как раз хотела обрезать плавники.
— Хочешь, я порежу?
— Хочу, — подсовываю ему рыбу. — А я пока сделаю кляр.
Мы стоим рядом за тёмной столешницей. Четыре руки заняты. И я решаюсь. Пока хотя бы на это.
— Что такое полденсер?
Замираю, ожидая, что он рассердится или снова уйдёт в себя, но Сеня улыбается. Улыбка у него красивая.
— Танцор на шесте или пилоне. Пол — шест, пилон. Дэнс — танец. У каждого свой путь. Я выбрал этот. Большинство почему-то считает, что полденсер и стриптизёр — знак равенства.
— А это не так, — утверждаю, пытаясь понять, в чём разница. Вот я бы как сестра, наверное, думала.
— Это не так, — он не сердится, не морозится. Говорит легко. — Это искусство, спорт, драйв. Это тяжёлый труд.
— Никогда не видела, — признаюсь честно. — Для меня, наверное, многое будет открытиями. Как сказала моя сестра, я колхозная дура. Это не совсем так, конечно, но…
— Зачем намеренно унижать себя? — черты его становятся резкими, подбородок тяжелеет, взгляд становится холодным, как далёкие звёзды. — Что за манера принижать свои достоинства и юродствовать? Да, я знаю: человек привыкает к разному роду унижений, постоянно помнит, где его место в соответствии с иерархической лестницей, которую построили сами люди непонятно для чего. Ты человек?
Он спрашивает так, что я невольно напрягаюсь. Слишком жёстко это звучит.
— Смотри мне в глаза, Надя, — приказывает этот мужчина. И это уже не тот Сеня, что улыбался мне несколько минут назад.
— Я человек, — отвечаю ему твёрдо. — И, наверное, ты прав. Я только что пыталась унизить себя, обозначить своё место, скрыть свою неуверенность. Оправдать собственное невежество. До сегодня я не знала о существовании полденсеров. И если бы кто попытался мне объяснить, подумала бы, что это стриптизёры. Или поверила, что это одно и то же. Есть вещи, которые проходят мимо. Столичные жители нередко более развиты, провинциалы в силу обстоятельств не знают многих вещей. То, что человека не касается, проходит мимо. И это нормально, наверное, — не загружать себя вещами, которые тебе никогда не понадобятся в обычной жизни. И чувствовать неловкость, когда начинаешь понимать, что где-то недотягиваешь, а нужно бы подучить матчасть, потому что вот сегодня, в изменившихся обстоятельствах, прежних знаний не хватает.
Я чувствовала себя занудой. Мелкой заучкой. При этом я не забывала яростно взбивать кляр. Руками. Хотя, наверное, у него на этой идеальной кухне есть всякие полезные прибамбасы. И от этого почему-то тоже стало стыдно.
— Надя?..
— Что? — отвечаю яростно, пытаясь скрыть неловкость. Я только что устроила стриптиз своей души. Он подтолкнул меня к этому. Больше всего на свете хочется убежать и спрятаться. Под кровать желательно. Поглубже, чтобы никто не видел.
— У тебя нос в муке, — тянет он ладонь, пахнущую рыбой, и тыльной стороной трёт меня по кончику носа. Интимно. Как-то неправильно. В губы непроизвольно толкается пульс. Что-то чересчур много сегодня Сени возле меня. Слишком много его тела. А я теряюсь от непонятных ощущений. Мне и хочется потянуться к нему, и сбежать.
— Никогда не унижай себя. И никому не давай этого делать.
Властный. Авторитарный. Но он на меня не давит. Или ощущение такое. Скажи эти слова Слава, уже бы корчилась от его напора.
— Я так и поступаю всегда. Но бывают моменты, как этот. И не каждому — учти — удаётся увидеть меня такой.
Я гордо задираю нос. Его рука проходится по моим губам — не знаю, случайно или специально.
Забираю рыбу и начинаю священнодействовать. Мне нравится окунать кусочки в густую субстанцию и выкладывать их на раскалённую сковородку.
— Красиво, — он снова близко и дышит мне в затылок. Его дыхание шевелит волосы, и хочется передёрнуть плечами, выгнуться, прислониться к груди, ощутить позвонками мускулы.
И когда мой телефон в кармане взрывается напористой мелодией, я вздрагиваю. Мгновение хрупкого равновесия нарушено. Как же всё это некстати, — думаю раздражённо, моя руки, чтобы ответить на звонок.
=18. Арсений
Я не знаю, почему поцеловал её там, в коридоре. Наверное, нужно было выпустить пар, а менее агрессивного способа я не знаю. Ну, не бить же мне кулаками в стену, сбивая костяшки в кровь? А тут объект — девушка, милая, принявшая мою сторону.
Правда, после доходчивой «науки» от сестры, и не такие чистенькие девочки переходили на сторону зла. Бить девчонку по лицу — низко и подло, всё равно что собаку бездомную пнуть под рёбра.
По сути, она и есть та самая собака — без дома, без семьи в большом городе. Я не знаю, что там у неё случилось, не расспросил даже, Данькой занят был и мыслями о нём. Может, это и не оправдание, но я впустил её в дом, понимая, что ей действительно негде приткнуться, и забыл.
