Она кажется сломанной куклой, брошенной за ненадобностью.
Конечно, я заберу тебя. Не важно, что случилось. Ты мне нужна — и тот, кто тебя обидел, получит своё, дай только дотянуться до него.
Я хочу сказать эти слова, но вместо этого задаю дурацкие вопросы.
— Расскажешь, что у тебя стряслось?
Мы сидим в машине. Надя смотрит в окно. Лицо у неё задумчивое и грустное.
— Нет, — не поворачивает она головы. — Ты прости меня, ладно? Я… слишком внезапно на твою голову. Навязалась. Я сама во всём разберусь.
— Глупостей только не говори, ладно? Мне по определению никто и ничего навязать не может. Я все решения всегда принимаю сам.
Она отрывает глаза от окна. Взгляд у неё спокойный.
— Вот и я хочу. Сама. Проще всего свалить всё на кого-то. Ничего страшного не случилось, поверь. Просто есть проблема, и её никто не решит за меня.
В груди сжимается сердце. Видимо, это опять тот неизвестный абонент. Я злюсь и готов взорваться, но на краю меня удерживает Надин голос.
— Поцелуй меня. Пожалуйста, — просит она, и я бью по тормозам, чтобы остановить машину.
=30. Арсений
Ей нужно клин клином выбить или смыть неприятный осадок. Не знаю. Но эта просьба её выбивает почву из-под ног.
Я не могу отказаться от её призыва, пусть он вызван чем угодно — Надя просит меня, а я… тянусь к ней, хорошо понимая, что это за притяжение.
У неё прохладные губы, будто она ела мороженое. Я целую Надю со вкусом, медленно. Не набрасываюсь и не пытаюсь сразить всей страстью, что рвёт меня на части изнутри. Если бы я дал ей выплеснуться, наверное, напугал бы девочку.
Я старше и опытнее. А она кажется такой неискушённой, юной. А может, всё так и есть. Мне хочется в это верить — в её неопытность и целомудрие. Никогда не придавал значения подобным вещам. Больше ценил другие качества. А сейчас хочется именно этого — чистоты в отношениях и неопытную девочку-очкарика в объятиях.
Силой заставляю себя отклеиться от Нади. За шкирку себя оттягиваю, совсем как Мюнхгаузен, который вытягивал себя из воды за косичку.
— Ты знаешь, как действуют на мужчин такие просьбы? — спрашиваю тихо, гладя пальцами Надины щёки.
Подушечками пальцев ощущаю, как девушка вспыхивает. Надя пытается отстраниться. Я не даю, удерживая её за плечи.
— Тише, тише, — успокаиваю её. — Это не упрёк. Я просто хочу, чтобы ты знала.
— Если ты думаешь, что я могу попросить об этом любого встречного, то ошибаешься.
— Я не думаю, Надя. Но иногда хочется тепла и участия. А их проще всего получить вот так — через контакт. Включается химия тела, и тогда неприятности могут отойти на второй план. Но ненадолго. У тела слишком кратковременный период удовольствия. В то время как у души — слишком много поводов, чтобы долго помнить обиды, досаду, угнетение. Ты расстроена и не хочешь поделиться со мной тем, что тебя тревожит. Поэтому ты выбираешь быстрый путь, чтобы стереть хотя бы на миг свои печали.
— Ты психолог, да? — она не сердится, но чувствует себя неловко.
— Я хотел бы целовать тебя просто так, без причин. Хотел бы, чтобы ты думала обо мне и радовалась. Мне важно, чтобы никто и ничто не стоял между нами.
Я чувствую себя занудой, но так правильно, я так чувствую. Надя нужна мне — очень сильное и тайное желание. Она та, что входит в жизнь внезапно, но от неё не хочется отделаться, спрятаться, избежать. Вероятно, всё так и случается — как молния, гром, неожиданный ливень. А я слишком взрослый, чтобы бояться последствий. Я готов к бурелому чувств, размытым стихией ощущениям. Но и от Нади хочу того же.
Я глажу костяшками пальцев её скулы. Обвожу контур губ. Мне невероятно тяжело оторваться от Надиного тепла и доверчивости, но я делаю это. Завожу машину. Мы едем домой. Молчим.
Я подаю ей руку, когда она выходит из машины. Задерживаю её ладонь в своей. Чувствую, как Надя вздрагивает. Почти физически ощущаю трепет её ресниц.
Она ждёт меня, пока я паркую машину, и я волнуюсь, словно у нас свидание. Хочется подпрыгнуть и достать звезду с неба. Для Нади. Чтобы она почувствовала и поняла. Догадалась, как волнует меня.
Муся встречает нас на пороге. От её проникновенного «ур», хочется растечься лужей от умиления. Никогда не знал, что люблю котов. Но, может, выбери Надя собаку, я бы чувствовал то же самое.
А ещё понимаю, что не хочу никуда ехать. Тревожно мне, неспокойно на душе. Тут девушка Надя темнит и что-то скрывает, и хотелось бы держать руку на пульсе, чтобы она без меня опять в какую-нибудь историю не попала. Здесь Муся на сносях, а Надя боится принимать у кошки роды. Где-то там, в доме малютки, плачет наш несчастный Данька и скрывается бездушная или запутавшаяся в чём-то Лана. У меня дело, в конце концов, почти созрело — требует внимания и сил.
Но я человек ответственный, поэтому не могу всё бросить. Поэтому я пытаюсь накормить Надю ужином, но она отнекивается и прячет глаза. Всё понятно. Телефонный хрен, видимо, кормил её где-то. Пытаюсь не меняться в лице и отправляюсь складывать вещи. Это недолго.
Искоса наблюдаю, как переминается с ноги на ногу Надя и с тревогой наблюдает за моими сборами.
— Не бойся, я ненадолго, — срывается с губ. Хочется как-то её успокоить.
— Боюсь, — Надя не скрывает собственные страхи. — На самом деле, я не трусиха. Даже если страшно, я беру и делаю, а сейчас… Я, кажется, даже понимаю, в чём дело. Когда ты один, надеешься лишь на себя. А когда кто-то рядом, мозг хитрит и хочет перекинуть свои заботы на соседские плечи. Поэтому всё хорошо, езжай спокойно. Я со всем справлюсь.
— Иди сюда, — прошу со вздохом, и как только она делает шаг мне навстречу, заключаю её в объятия.
Я хочу быть её плечом. Оберегать и заботиться, чтобы иногда ей не приходилось всё делать самой. Чтобы она знала: ей есть на кого опереться и довериться.
Я уезжаю под утро. Надя спит на моём диване. Я сам её здесь уложил. И сам укрыл одеялом. Муся вскарабкалась сверху.
— Остаёшься за главную, — приказываю я ей. — Береги хозяйку и чтобы без фокусов мне тут.
Муся щурит на меня разноцветные глаза. Загадочная и спокойная. Я бы хотел быть на её месте — сверху. Отмахиваюсь от жарких мыслей и пытаюсь успокоиться. Мне бы в ледяной душ, но пора уходить. Ничего, я вернусь. И эта мысль необычайно меня стимулирует. К подвигам и свершениям готов.
