— Надя, Наденька, — шепчет нежно, и я готова расплакаться от его шёпота и осторожности. Я чувствую себя сокровищем, чем-то очень важным и нужным в Сениной жизни.
— Я… можно приму душ? — спрашиваю, не в силах оторваться, отлипнуть от него.
— Да, конечно, — делает он шаг назад и уходит, закрыв за собой дверь.
Тактичный и чуткий. Ни слова упрёка.
Я сажусь на край ванны и судорожно вздыхаю. А затем, раздевшись, встаю под душ. Смываю с себя и тяжёлый день, и тягостную историю со Славой. Я моюсь долго, пока кожа не начинает скрипеть, а затем вытираюсь тщательно, расчёсываю волосы, что влажными прядями рассыпаются у меня по плечам.
Я так и выхожу из ванной — в одном полотенце, босая. Сеня сидит в кресле у окна. Что он видит там? Огни большого города? Окно большое, на всю стену. Там, наверное, красиво, но я смотрю только на него, усталого мужчину, что пролетел сотни (тысячи?) километров, чтобы вернуться домой. Ко мне и Мусе. К Даньке и маме Вере.
Он, наверное, уловил мои тихие шаги, а может, почувствовал моё присутствие. Обернулся, замер. Смотрит на меня пристально. Свет настольной лампы под абажуром тенями ложится ему на лицо. Что в его взгляде? Мне не увидеть и не понять, но, наверное, это лишнее, потому что иначе я растеряю всю свою воробьиную храбрость.
Я позволяю полотенцу упасть к моим ногам. Стою перед Сеней чистая и открытая. Впервые перед мужским взглядом.
— Надя…
Что в его голосе? Предупреждение или желание? Не хочу вслушиваться и понимать. Закрываю глаза и делаю шаг вперёд.
— Надя, пожалуйста… — попадаю в Сенины объятья. Он словно закрывает меня собой, прикрывает руками, что ложатся на кожу и оставляют ожоги почти невесомых прикосновений.
Я прислоняюсь лбом к его плечу, а затем обхватываю руками талию.
— Ты же не оттолкнёшь меня, правда?
Голос у меня звонкий и беспомощный, как у маленькой девочки.
Он смеётся и целует меня в волосы на макушке.
— Я боюсь тебя напугать. Сделать больно.
— Ты так уверен, что для меня это впервые? — прижимаюсь к нему ещё крепче и чувствую силу его желания.
— Не уверен, но думаю, что это так.
— Но когда-то же для каждой девушки это случается в первый раз?
— Да, — отвечает он мне после томительной паузы. — И важно, чтобы ты не просто решилась, а хотела этого.
— Я хочу. С тобой. Иначе бы не пришла. Или я напридумывала себе лишнего, того, чего нет на самом деле? И ты сейчас просто боишься меня обидеть? Скажи, я пойму. И уйду. Вычеркнем этот неловкий эпизод. Забудем.
Он шумно вздыхает, обнимает меня крепко.
— Нет. Не нужно ничего забывать. Посмотри на меня, Надя.
Я поднимаю лицо. Оказывается, в глазах стоят слёзы. Я не даю им пролиться. Сеня целует меня — прокладывает цепочку нежных поцелуев по лицу. От век до висков, по щекам и подбородку, останавливаясь на губах. Это слишком нежно — сердце тает и вырывается из груди от прикосновения его губ.
— Я хочу, чтобы ты запомнила этот день навсегда. Чтобы твой первый раз был самым лучшим.
Я смеюсь немного нервно и обхватываю его лицо руками.
— Я скажу маме Вере, что таких, как ты, больше не делают. Но я так счастлива, что она постаралась для меня. А теперь… ты разденешься для меня, Сеня?
— Звучит как призыв, — хмыкает он и неожиданно подхватывает меня на руки, несёт в спальню. — Мечтал об этом с самого первого дня, как ты появилась здесь — поваляться на большой кровати в спальне. С тобой.
Мне ещё хочется пошутить над «поваляться», но становится не до этого. Он осторожно кладёт меня на простынь. Медленно стягивает джинсы и футболку. Нет ничего в его движениях нарочитого или искусственного, а смотрится это… очень остро, будто подглядываешь за запретным.
У Сени красивое тело. Я это уже знаю — видела его в спортзале. Но сейчас… вот он передо мной, такой же чистый и открытый. Уже не скрыть под одеждой желания. Не отвертеться и не убежать.
Он ложится рядом. Смотрит на меня по-особенному. Обводит костяшками пальцев овал моего лица, пробует на вкус губы.
Я не знаю, как это бывает. Но то, что происходит со мной — прекрасно. Его руки везде. И так хочется, чтобы они не останавливались. Кожа к коже. Дыхание к дыханию. Мы всё ближе и ближе друг к другу, и когда случается самое главное, я вдруг понимаю, как это, когда становишься единым целым. Мгновенная боль срывает с губ моих вскрик. Сеня останавливается, давая мне привыкнуть, приспособиться.
Это… непривычно, но так правильно. Я двигаюсь ему навстречу, сжимаю в своих объятиях. И мне так хорошо, что кажется, будто крылья вырастают за спиной. Крылья, что не дадут мне упасть. Крылья, что уберегут меня от ошибок, горечи, утрат и обид. Потому что я теперь не одна. У меня есть мой самый желанный, самый лучший мужчина.
У меня нет слов, чтобы выразить свои чувства. Но зато у меня есть тело, которым, оказывается, тоже многое можно сказать. И оно не одиноко, ведёт диалог, поёт от счастья, трепещет от близкой эйфории, что приближается и накрывает волной, заставляя шептать любимое имя…
А затем мы просто лежим рядом в объятиях друг друга. Сеня засыпает почти мгновенно, а я ещё какое-то время смотрю на него и не могу поверить, что всё случилось. Что я стала женщиной и радуюсь этому, будто выиграла Гран-при.
— Спокойной ночи, — целую я Сеню в щёку и, положив голову ему на плечо, проваливаюсь в сон. Завтра придёт новый день. Самый лучший, я знаю. Я убеждена в этом, потому что теперь у нас не может быть плохих дней.
=38. Арсений и Надя
Арсений
Я спал так крепко, что не слышал, как Надя ушла. Проснулся и огорчился. Это я должен был разбудить её поцелуем, прошептать нежные слова. Мы обязательно должны были поприпираться, кто первым пойдёт в душ, и я бы ей легко уступил, потому что Наде на работу, а я… почти свободная птица.
От досады я готов сам себе пинка дать, но злиться на себя — пустое дело. Лучше я исправлюсь. Сделаю так, чтобы каждый наш день наполнялся радостью и светом.
