— Лана, игры закончились, — я спокоен, но твёрдо решил не давать ей спуску, не дать соврать или выкрутиться. — Давай обо всём по порядку.
— О чём? — хлопает она ресницами. Ясно. Будет дурочкой прикидываться.
— Тогда по пунктам. Мы расстались больше года назад. Ты подбрасываешь мне ребёнка, уверяя, что он мой. Выжидаешь не понятно чего, а потом заявляешься и требуешь, чтобы я на тебе женился. Но тебя не интересует собственный сын. Тебе нужно что-то другое. Что, Лана? Что это за игра?
Она меряет меня глазами, словно решая, правду сказать или соврать. Поводит плечами, словно ей что-то мешает, морщится от боли и утыкается глазами в пол.
И вот тогда из тени выходит Виталик. Уверенный, коварный, жёсткий. Настоящий профи, зря я в нём поначалу сомневался.
— Знаете, Светлана, что во всей вашей истории сбивало с толку? — опирается он руками о стол и вещает доверительно, не спуская с Ланы глаз. Та продолжает таращиться в пол, но я понимаю: она слушает и напрягается слегка, хоть по ней и не скажешь — завидное самообладание. — Ваша бессистемность и нелогичность в поступках. Какая-то нарочитая небрежность, когда вы оставляете следы, а затем — глухие тупики, из которых, кажется, нельзя выйти. Не нащупать, не найти нити для тех, кто не умеет искать.
У Ланы чуть подрагивают пальцы. Может, не будь у неё разодраны ладони, она сжала бы их в кулаки.
— Я умею искать, Светлана Бориславец, — бьёт её подчёркнуто Виталик последним словом, и Лана всё же вздрагивает. Поднимает испуганные глаза. Закусывает нижнюю губу и судорожно цепляется за короткую юбку.
Я не знаю, что накопал на неё детектив. Мне и самому интересно, кто такая Светлана Бориславец, потому что я знал её только как Светлану Волкову. И, насколько мне известно, замужем она никогда не была.
=41. Арсений
— Никто не запрещает девушке менять фамилию! — пытается защититься Лана.
— Но редко кто скрывает своё прошлое так тщательно. Вы намеренно искажали информацию о себе, — Виталик трёт ладонью высокий, с ранними залысинами, лоб. Вид у него усталый.
У Виталика — явное преимущество, я чувствую. Он что-то накопал на Лану, поэтому либо додавит, либо скажет правду сам. Всё зависит, насколько Лана нервами крепка. Тут по-разному. Она может неплохо держаться и блефовать.
— Я не обязана бегать по улицам и кричать на каждом углу интимные подробности о себе!
Я всё равно ставлю на Виталика: Лана слишком нервничает, и это видно. Облизывает сухие губы. Помада с них почти слезла. Она невольно сжимает руки, причиняя себе боль, но почти не замечая, что творит. Внутри Ланы бьются демоны.
Больше всего на свете мне хочется по-мужски схватить её за грудки, встряхнуть и выбить информацию о малыше. Все остальные Ланины тайны меня не интересуют, но, похоже, придётся выслушать историю жизни или нелицеприятный фрагмент.
— Господин Волков, человек небедный и со связями, появился в вашей жизни, когда вам было пятнадцать. Вы ещё в школе учились, — Виталик больше не разменивается на пустопорожнее препирательство с Ланой. Он не женился на вас, но удочерил. Злые языки поговаривают, что вас связывали отнюдь не родственные отношения.
Лана фыркает, подбородок задирает, но это бравада. На самом деле, ей не нравится этот разговор. Детектив на её телодвижения внимания не обращает. Продолжает монотонно, ровным голосом, излагать детали Ланиного прошлого.
— Умер господин Волков при загадочных обстоятельствах через три года, когда вам восемнадцать исполнилось. Подозреваемая номер один. Дело закрыли за недостаточностью улик, хотя объявившиеся родственники покойного настаивали на продолжении расследования. Они же получили и большую часть наследства, вам достались крохи, оговоренные покойным в завещании. Видимо, он не настолько умом поехал, как вам хотелось.
— Он был мне отцом! — выкрикивает Лана. — А вы можете сочинять, что угодно! Вы бы ещё бабок на лавочке порасспрашивали. Вы не детектив, а сплетник какой-то. Всю грязь собрали! У вас, как и у всех остальных, доказательств нет! И все ваши размышления на эту тему — домыслы!
Виталик похож на бездушную куклу — так мало в нём эмоций.
— Господин Волков понимал всю опасность связи с вами. Несовершеннолетняя. Растление. За такое можно в тюрьму угодить. Поэтому он обезопасил себя. Не женился, а взял вас в дочери. И по-своему не обидел — вам от его наследства тоже кое-что осталось. Возможно, не столько, как вам хотелось. Вы же рассчитывали на всё? Он рассказывал вам, что одинок как перст? Трое его взрослых детей считали иначе.
У Ланы на скулах вспыхивает румянец. Она губы сжимает, чтобы не сорваться. Я знаю, чего ей это стоит. Обычно она не церемонится, но когда приходится следить за собой, то она прилагает титанические усилия.
— Дальше вы сами расскажете или продолжим? — кидает Виталик на Лану неожиданно острый и въедливый взгляд-крючок. Таким можно зацепить и печень вытянуть наружу. Это преображение из неживого говорящего предмета в коршуна бьёт по нервам даже меня, почти стороннего наблюдателя в дуэли между детективом и девушкой, с которой я какое-то время жил раньше.
— Что вам нужно? — цепляется намертво за возможность Лана. По всей видимости, ей не хочется, чтобы её подноготная выворачивалась наизнанку.
— Всё, что нам нужно, мы уже и так знаем, — выдаёт Виталий.
Я, к примеру, ничего не знаю, но вовремя делаю умное и многозначительное лицо.
— А теперь вернёмся к нашим баранам. Вы совершили преступление, Светлана Бориславец-Волкова. Нет, ребёнка вы, конечно, не украли, но у органов опеки будет слишком много вопросов, на которые вам всё же придётся отвечать. Потому что в данном конкретном случае я защищаю интересы своего клиента и, пусть это покажется пафосным, интересы брошенного вами на произвол судьбы племянника.
Лана вскидывается, будто её ужалили. Стискивает руки в кулаки так сильно, что рычит от боли и, наверное, от отчаяния.
Вот жук. А уверял, что ничего нового не накопал. Для него важен был эффект неожиданности? Не совсем понимаю многоходовку — теперь я убеждён — талантливого детектива.
— Всё тайное однажды становится явным. Как бы вы ни прятали концы, они всё же имеются и вылезают наружу рано или поздно. У вас не хватило ума, Светлана. Вы позволили себя шантажировать и поддались на шантаж, хотя сами не гнушались именно этим видом деятельности.
Она сникает, прячет глаза. Плечи её, словно под тяжёлым грузом, поникают. Лана с трудом разжимает пальцы и бесцельно осматривает ободранные ладони.
— Дальше вы сами или продолжим? — задаёт Виталий снова тот же вопрос. Без нажима, но подталкивая Лану к откровениям. Мне почему-то хочется спросить у детектива отчество. Кажется, я знал, но забыл. Звал просто Виталиком в силу его обманчивой молодости.
— Сама, — голос Ланы звучит тихо, через силу.
