— Теперь я ещё больше переживаю за Наташу и Гошика. Может, им помощь нужна?
— Она просила помочь? — спрашивает Сеня.
— Нет. Сказала, что сама разберётся.
— Надь, — Сеня кутает меня в объятьях, но расслабиться не получается. — Насколько я знаю, сестра твоя не из тех, кто легко даёт над собой издеваться. И давай будем проблемы решать по мере их поступления. Завтра повезу Максима в больницу. Ему нужна медицинская помощь И к соседям загляну. Обещаю.
— Спасибо, Сень, — смотрю я ему в глаза. — Что бы я без тебя делала?
— То же, что и со мной, — хмыкает мой невероятный мужчина. — Спасла бы несовершенный мир. Пойдём спать?
Я смотрю, как Сеня двигается. Как снимает футболку, собираясь в душ. У него мышцы играют, а я взгляд оторвать не могу.
— Почему мир? — срывается у меня с губ. Сеня живо оборачивается и обволакивает взглядом. В нём — нежность и смех. А ещё — серьёзность. Странное сочетание, но мне нравится. Мне всё в нём нравится до дрожи, до мурашек, до желания дотронуться и закрыть глаза, чтобы чувствовать ещё острее.
— Мир — это не только необъятная вселенная, Надя. И не обязательно вся планета Земля. Мир — это кошка с котятами, которая нашла дом. Мир — это полденсер, что не очень верил женщинам, но нашёл ту, которая способна сказку нарисовать, мальчишку спасти, любить чужого брошенного малыша. В тебе столько сердца, что хватит на очень-очень многое. И я бы хотел, чтобы это не кончалось в тебе. Потому что не каждому принцу выпадает такое счастье — найти девушку, способную целый мир хранить в своей душе.
Он говорит так, что хочется плакать. А ещё хочется сказать, что… я намного проще, но язык не поворачивается возразить. Может, это и хорошо, что он видит меня именно такой. И чтобы его не подвести, я, пожалуй, соглашусь и два мира в душу пустить. Лишь бы видеть свет в глазах своего мужчины, купаться в его вере и надёжности.
— Мой мир — ты, — говорю просто. — Потому что без тебя не было бы ни кошки, ни малыша. И много ещё чего не было бы.
Он не даёт мне договорить. Губы его обжигают. Руки его путаются в волосах. И мир, каким бы он ни был, сужается до одной крохотной, но очень смелой точки. О, нет. До запятой — до знака, за которым не конец, а продолжение…
=48. Арсений
Утром я отвёз Надю на работу — хватит ей по маршруткам трястись, а Макса — в больницу. Он попытался барахтаться, но я умею настаивать. Тем более, что выглядел он неважно.
У травматолога очередь. Он похож на робота с усталыми глазами. Белые волосы, аккуратное брюшко, большие руки. Смотрит не равнодушно, но заморожено. Сколько подобных мальчиков проходит за день?
— Рентген грудной клетки и посоветовал бы сделать УЗИ внутренних органов.
Макс снова вскидывается, но я его осаживаю.
— Не надо, — шепчет он, как только мы выходим из кабинета. — Это деньги. Хозяйственный какой пацан.
— Надо. Сделаем всё, остальное — не твоя забота, договорились? Я должен знать, что с тобой всё в порядке, иначе Надя нам голову снимет.
Мы проходим через все манипуляции. Трещина в двух рёбрах и сотрясение головного мозга первой степени, внутренние органы в норме. Макс явно веселеет.
— Заживёт как на собаке! — заявляет он бодро, а потом снова скисает: — Мамке не могу дозвониться. Не отвечает.
И вот зуб у меня на вздорную соседку, и как бы плевать на неё, но мальчишка переживает, и Надя — тоже. Поэтому я решаю всё же зайти к соседям. Сходить на разведку. Но Максу об этом говорить пока не буду.
— Мне нужно в пару мест заехать. Давай я тебя домой заброшу, а потом по делам.
— А можно я с тобой? — мальчишке явно не хочется сидеть в одиночестве.
— Тебе лежать надо, — говорю очевидные факты.
— Ну, пожалуйста! — он не канючит. Это какое-то отчаяние. И я решаю, что ничего страшного не произойдёт, если он побудет со мной.
Мы едем в дом малютки, к Даньке.
— Мы его усыновить хотим с Надей, — пытаюсь в трёх словах объяснить непростую ситуацию.
— Женишься? — спрашивает Макс и смотрит на меня сурово. От его взгляда хочется и поёжиться, и рассмеяться, но я не делаю ни того, ни другого.
— Женюсь! — со всей ответственностью и серьёзностью. — Разрешишь тёте замуж за меня выйти?
Макс смотрит на меня, как на придурочного, а потом улыбается немного ехидно.
— Это ты у дедушки спросишь, ага? Он тебе расскажет. А может, и покажет, где раки зимуют. Он за Надю всех порвёт.
И столько уверенности в его голосе, что я ему верю.
— На выходных едем с дедушкой знакомиться. У нас свадьба через неделю.
— А с бабушкой? — сжимает губы Макс.
— А с бабушкой мы как бы уже, — развожу руками. — Бабушки они знаешь какие? Всё намного раньше узнают.
Макс фыркает и ёрзает на сиденье, устраиваясь поудобнее. Ему всё же больно, несмотря на таблетки.
— Поедешь с нами? — бью контрольным вопросом в нос.
— Спрашиваешь! — оживляется он и снова скучнеет. — Только мама…
— Придумаем что-нибудь, — это не обещание. Я пока не знаю, чем всё обернётся, поэтому осторожничаю. — Поехали?
Максу Данька понравился.
— Гошик когда-то такой был, я помню. Он смешной такой и забавный, — щекочет животик Даньке, и тот смеётся заливисто. А я думаю: хорошо, что он ещё такой маленький и никогда не узнает, что был несчастным, брошенным и никому не нужным.
Я одёргиваю себя. Он был нужен женщине, что родила его несмотря ни на что. Родила и погибла, чтобы дать ему жизнь. Ради извечной женской сути — быть матерью, прижать своё дитя к сердцу.
Он был нужен другой женщине, что отдала ему всё своё тепло и любовь. Всё — до последнего вздоха. А теперь он нужен нам с Надей. Так что я не имею права говорить о Даньке как о потерянном пустом кошельке. Это неправильно и несправедливо.
Макс долго молчал. Я не мешал ему думать. Хороший мальчишка. Даже удивительно при таких родителях. Но что я знал о них? Разве что глубоко был уверен: его отчима я бы пришиб ненароком. Избил бы до полусмерти. Но сейчас мне нельзя делать ни единого непродуманного шага: на кону благополучие нашего сына.
Мы заезжаем ещё в пару мест, Макс ждёт меня в машине. Он устал. Его клонит в сон, поэтому я спешу. Нужно везти его домой — хватит, и так слишком много впечатлений и передвижений.
Он даже со мной не спорит — молча ест и ложится на диван. Я пробую его лоб — к счастью, жара нет. А когда он засыпает, на цыпочках выхожу в коридор. Долго стою у соседской двери и отсчитываю про себя слонов. На второй сотне я сбился и всё же надавил на звонок.
Это похоже на прошлогоднюю серию бесконечного сериала. Дверь открывает этот упырь в трениках и тут же пытается закрыть её перед моим носом, но реакция у меня лучше. Да и куда ему, пьяному.
