-Лучше бы ты так орала, когда я тебя трахал, - усмехнулся, глядя на меня, - здесь на много километров никого.
Он достал нож и стал приближаться, поигрывая им. А я испуганно замерла. Тогда ещё хотела жить, это позже жалела о том, что Кротов не убил меня в лесу. Взгляд у мужчины был страшный, и я вжалась в ствол дерева, когда он поднёс ко мне нож. Но он только разрезал верёвку, освобождая.
-Веди себя хорошо, - сказал мне, - иначе будешь связана все время.
А потом началась дорога обратно. Еда на костре, неудачная попытка сбежать, ночь с ним, ночь, когда я снова глотала слезы, пялясь в тёмную крышу палатки, пока он имел мое тело, никак на него не реагирующее.
Вынырнув из воспоминаний, я поймала ожидающий Лёхин взгляд. На чем я закончила? На том, что Кротов убил Митю.
-Он избавился от тела, - продолжила рассказывать, выдохнув, - и мы отправились назад, в город на другой стороне леса. Точнее, в деревушку неподалёку. Там я жила около месяца, Кротов приезжал почти каждый день. Сбежать было невозможно, я пыталась. Потом он перевёз меня на квартиру в город, чтобы... чтобы привести в порядок, - закончила я, подобрав неудачные слова, и Леха сжал зубы.
О том месяце я никогда тебе не расскажу, Лёша. Кротов держал меня, прикованной наручниками к вбитой в стену металлической скобе, в туалет выводил утром и вечером, а днем я сидела в углу, пялясь в стену. Пыталась выбраться, но безуспешно. По вечерам он приезжал, заставлял есть, отводил мыться. А потом трахал, иногда быстро, иногда долго и мучительно, зависело от настроения. Один раз, изловчившись, я огрела его по голове табуретом и бросилась бежать. Он догнал меня и оставил одну на три дня. В тот раз он впервые пригрозил мне ножом. Через месяц Кротов привёз меня в город на квартиру для придания человеческого облика, как он выразился. Я на тот момент уже была немного не в себе, исхудавшая, с тёмными кругами под пустыми глазами, с трясущимися руками, молчаливая, безучастная. Кукла.
Кротов заставлял хорошо есть, купил одежду, даже косметику, я все выполняла на автопилоте, не понимая, зачем ему это. Пока он не открыл карты: я возвращаюсь в город, где должна буду рассказывать всем желающим, что Митя утоп в болоте. Я не была к этому готова. Знала, что у Мити много знакомых, и не все они приятные люди, и далеко не все дураки. Я не хотела врать, уверенная, что мне не поверят, более того, сочтут убийцей, если все вскроется. Ведь официально мы отправились в лес с ним вдвоём. Я противилась, Кротов угрожал. Тогда я попыталась сбежать последний раз: по старой памяти на простынях, правда, с шестого этажа.
-Он угрожал мне, - продолжила тихо, - говорил, убьёт родителей, если я не буду делать то, что он скажет. Требовал, чтобы я всем говорила, что Митя утонул. И последние дни до отъезда я пыталась себя заставить поверить в это... Он обещал свободу, но через три месяца объявился снова.
Леха слушал, не сводя глаз. А я фильтровала собственные воспоминания, убирая подробности. К тому моменту я уже сама поверила в сказку о Митиной смерти. Людей было много, оказалось, Витязев вёл дела чуть ли не с половиной города. Я повторяла одну и ту же заученную историю. Верили они или нет, не знаю, но уходили. Ещё был Степан. Впервые я сбилась, глядя на него. Мелькнула мысль: он знает, что я вру. Но Степа ушёл, так ничего и не сказав.
Когда явился Кротов, я открыла дверь на звонок, уверенная: оставшиеся дружки желают знать правду. Основной поток людей уже схлынул. Увидев Кротова, побледнела, попыталась захлопнуть дверь: безуспешно.
-Ты же обещал свободу, - прошептала, чувствуя, как подступают слезы. И снова плакала, пока он истязал мое тело. С этого момента жизнь превратилась в ад. Если тот месяц в доме я знала: каждый день будет пытка, то теперь я только ждала, испуганно шарахаясь от людей, звонков. Снова сбегала, меня возвращали его люди. Он приходил бессистемно, и я подчинялась, открывала дверь, безучастно проходила в комнату, раздевалась и ложилась на кровать. Отключившись, смотрела на потолок или утыкалась в подушку, ожидая конца. А потом он уходил, и я снова ждала. Иногда мелькала мысль: может, убить его? Или себя? Но я была слишком слаба для этого духом, и только надеялась: когда-нибудь он убьёт меня сам.
А потом Кротов пришёл и заявил, что уезжает навсегда, что я свободна. Я не поверила. В тот вечер он был навеселе, не сильно пьян, но не привычно было видеть его таким. Я стояла, оперевшись на стол, а он говорил, что больше не придёт, и вдруг приблизился, взяв за подбородок, приподнял лицо, заставляя посмотреть в глаза. В этот раз я впервые не увидела в них привычной злобы, жестокие, да, и какие-то... полные боли?
-Если бы ты хоть раз посмотрела на меня так, как на него, - сказал он вдруг, - если бы позволила любить, а не трахать...
Тогда я соотнесла его слова с Митей, но вероятно, речь шла о Лехе. И вдруг испугалась, что он меня сейчас поцелует. Никогда Кротов не целовал меня, никогда не говорил ничего подобного. Мой страх отобразился на лице, потому что в его глаза вернулась злоба. Развернув меня, он стянул мои брюки с трусами, я уткнулась лбом в стол, закрыв глаза. И пока он меня имел, плакала, впервые с того раза, как он пришёл после смерти Мити. Мне казалось: он никогда не уйдёт от меня, это больное чувство. Его ненависть дошла до того предела, что он не может без меня, я нужна ему, как объект, который ее будет впитывать. Насильник стал зависим от своей жертвы. Думаю, это могло быть одной из причин его отъезда тогда. Хотя я могу только предполагать.
-Он появлялся на протяжении полутора лет, - все воспоминания уместились в шесть слов, я усмехнулась, - потом исчез.
Немного помолчав, Леха спросил:
-Порез на шее его рук дело? - я кивнула, он продолжал хмуриться. - Что было потом?
-Потом... Потом полгода я жила в том же режиме, ждала, что он появится, но он не пришёл. А потом Степа, Митин учитель, забрал меня в лес. Там я прожила больше двух лет. И осталась бы там, но он отправил меня в город, говорил, нужно возвращаться к жизни. Сначала было трудно. Еще полгода я провела дома, гуляла в парке, шарахаясь от людей, не работала. Кротов оставил мне денег, на них жила. Степа настоял, чтобы я пошла к психологу. Следующие полгода прошли в попытках разобраться в себе, - я усмехнулась, - около года я работала то там, то тут, потом устроилась в гостиницу и задержалась. Вот и вся история.
Леха, кивнув, задумался. А я вспоминала время в лесу, он меня, если не излечил, то не дал падать дальше. Мы со Степой исследовали много мест, он водил меня далеко, после затопления ему самому хотелось изучить местность заново. Лес меня любил, так говорил Степа, а я отвечала взаимностью. Степа был единственным, кто знал правду о смерти Мити, знал, что я ему соврала, потому что Витязев делился с ним планами о предстоящей экспедиции. И когда Степа увидел меня, разбитую на кусочки, понял: произошло что-то плохое. Тогда он не стал настаивать, а после пришёл и забрал в лес.
Когда вернулась в город, оказалась в полной растерянности: полтора года безвылазной жизни с насильником и два года в лесу без людей сделали своё дело. Я не воспринимала окружающую реальность от слова совсем, не понимала людей, их проблем. И закрылась в квартире. Сняла маленькую однушку и сидела дома, читая книги. Через полгода Степа, единственный человек, с которым я общалась, настоял на психологе. Я согласилась, точнее, уступила, было все равно. После психолога был психотерапевт и антидепрессанты, которые я не принимала, складывая рецепты в стол. Однако результат имелся, я стала общаться с людьми. Первый мужчина появился через полгода, когда дошло до секса, я поняла: не могу. Потом было ещё несколько попыток, и наконец, я сдалась. Осталось ощущение мерзости, но мужчина был доволен. А меня переклинило снова, стало казаться: им нужно только мое тело и моя покорность. Они все хотят одного, и тогда я придумала маску легкомысленной равнодушной девицы, и отдавала им себя, в душе ненавидя, убеждаясь: я создана только для обладания. А все остальное обман, пустые слова, что тают в воздухе после того, как все заканчивается.
