Вдруг, из-за поворота, куда уходила дорога, резко выскочил автомобиль, вырвав меня из горестных раздумий. Это была уже знакомая тёмно-серая Тойота Шевцова. Я даже не успела понять, обрадовалась ли я или огорчилась, встретив в этом пустынном месте именно его, как машина резко затормозила возле меня, стекло опустилось, и в меня впился полный бешенной ярости взгляд сводного брата.
— Я тебя что, искать должен, бестолочь? — почти прорычал Алексей.
— А не надо меня искать, я сама до дома доберусь.
Теперь было понятно, что направление я правильное взяла, а этот болван мне не нужен. И помощь его мне не сдалась. Пусть катится куда подальше со своими оскорблениями.
Я в своей праведной гордости и десяти метров не прошла, как услышала сзади надрывный рёв шин. Сердце от страха подпрыгнуло, и на секунду мне представилось, что сейчас я почувствую удар капотом. Я резко обернулась, и сердце подпрыгнуло снова, потому что под мелким, словно иглы, дождём ко мне стремительно направлялся Лекс. Первым порывом было сделать ноги, но я даже дёрнуться не успела, как он с совершенно непроницаемым лицом ухватил меня за капюшон и потащил к машине.
— Пусти, — взвизгнула я и попыталась выставить руки, когда он начал заталкивать меня в машину.
— Я тебе сейчас руки сломаю, — зло прорычал Алексей. — Сядь и заткнись.
Вблизи послышался глухой лай. С другой стороны дороги какой-то мужчина выгуливал пса. И тот, и другой напряжённо смотрели на нас.
— Сестра, — пояснил Лекс, которому всё же удалось засунуть меня в салон, при этом я больно стукнулась головой. — Совсем от рук отбилась. Школу прогуливает, непонятно где шляется. Позор для всей семьи.
— Дура малолетняя, — буркнул мужик и ушёл, потянув за собой пса.
Вот так вот. Мужчина верит не своим глазам, а на слово другому мужчине.
Я почувствовала, как горячие слёзы обиды потекли, оставляя горящие следы на замёрзших щеках.
Алексей сел на своё сиденье и молча вырулил в нужном направлении. До самого дома мы больше и словом не обменялись. Я пыталась перестать плакать, но слёзы сами текли. Как так вышло, что в моей жизни, до этого тихой и размеренной, появился мужчина, который указывает мне, что делать и как. И кто он мне? Какой с него брат! Чужак, решивший, что может так со мной обращаться.
И самое обидное, что изменить я этого не могу. Ведь кто я такая в этом доме и в этой семье? Сказать матери, что мечта превратилась в кошмар, я не смогу — язык не повернётся. Неужели мне до конца учебного года придётся терпеть такое вот унизительное отношение?
Скорее бы уже выпуск и поступление. Скорее бы самая обшарпанная общага, в которой не будет такого вот заботливого братца.
Глава 13
Вчера, едва мы переступили порог дома, я убежала в свою комнату и не выходила до самого вечера, когда мама с Виктором вернулись из офиса. Мама всё расспрашивала про первый день в новой школе, про одноклассников и учителей. Виктор за ужином тоже задавал вопросы. Когда спросил, как доехали, я соврала, что хорошо. Алексей даже глазом не повёл. Сидел себе, лениво так жевал овощи с мясом, будто ничто в этом мире его не касается. А я кусок в горло запихнуть не могла. Как гляну на его точёное лицо, чёрные брови вразлёт, тонкие губы, не спеша снимающие с вилки кусочки еды, так съёживаюсь вся внутри.
Алексей красив, чего ж тут. Даже очень. Но эта красота какая-то резкая, дикая, слишком откровенная. Если сравнивать с тем же Максимом Ларинцевым, его школьным другом, которого скорее можно назвать смазливым, или лощёным Должановым, то Алексей отличался.
Если бы я увидела его где-нибудь на улице, не зная, кто он и сколько ему лет, то никогда бы не подумала, что передо мной школьник. Даже если не брать в расчёт рост и ширину плеч, во взгляде читалось нечто такое, слишком взрослое, проницательное.
Аня сказала, что вокруг Лекса девушки так и вьются, оно и не удивительно. Но неужели они не ощущают тот колючий холод, который исходит от этого парня?
Мне вспомнилась та блондинка из столовой — Настя Рёмова, кажется. Её взгляд, когда она заметила Алексея. Интересно, что такого он ей сделал? Ударил? Думаю, мог бы. Со мной он за три дня знакомства уже трижды руки распускал. Так я не клеилась к нему и не преследовала по пятам, как эта Настя, если судить из рассказа Ани.
Поблагодарив Виктора и чмокнув маму в щёку, поторопилась поскорее скрыться в своей комнате. Мне хотелось позвонить Алёнке, увидеть, хоть и через экран, её курносое живое лицо и искрящиеся улыбкой глаза. Я скучала по подруге, и мне очень хотелось облегчить душу.
— Вот козлина! — воскликнула подруга, а я поторопилась прикрутить звук динамка. — Ещё и грабли свои распускает. Лемурчик, может матери стоит сказать? Или её мужу — пусть всыплет сыночку.
— Нет, не могу, Алён. Мама так счастлива, что мы теперь вместе, не хочу огорчать её, она же так для меня старается. Да и вообще… В чём-то я понимаю его. Я чужачка, ворвавшаяся в его привычную жизнь.
— Яна, ты всегда любому дерьму оправдание найдёшь, — скривила нос подруга.
Алёна нахмурилась. Было видно, что она искренне за меня беспокоится. Сейчас мне нужно, просто необходимо было знать, что есть кто-то, с кем я могу поделиться своими горестями и переживаниями, и что этот кто-то волнуется обо мне.
Мы поговорили о моей новой школе, и о том, как прошёл первый учебный день без меня в старой. Алёнка, наверное, сотню раз повторила, как скучает, и что ей меня не хватает, звала на каникулы, которые уже не за горами и несколько раз напомнила быть осторожной с новыми одноклассниками, а особенно с братом. В конце концов я не сдержалась и разрыдалась, а за мной и подруга.
Болтать мы закончили уже за полночь, но и потом сон ко мне не шёл. В желудке заурчало. Оно и неудивительно, ведь за ужином я почти не ела.
Выглянув в коридор, прислушалась. В доме стояла тишина — все спали. В коридоре было почти темно, лишь неверный жёлтый свет ночных ламп странной продолговатой формы растягивался вдоль стены. Воровато оглянувшись, я на носочках пошла в сторону лестницы. На кухне включила ночник и сунулась в холодильник. Да уж, тут чего только нет. Даже сам холодильник не такой, как был у нас с тётей Соней, а большой, двухдверный, с кучей непонятных для меня отделов, на которых светились цифры. Температура, наверное.
Но на данный момент эти функции мне были не особо интересны. Я нашла сыр и ветчину, соорудила бутерброд, приправив его листком салата, и с наслаждением укусила. Мама бы, наверное, не одобрила эти ночные перекусы, а вот тётя считала меня слишком тощей и всегда пыталась накормить. Только вот ни в рост, ни в ширь всё это не шло. Хотя я бы себя тощей не назвала. И грудь, и бёдра у меня были. Может, не такие пышные, как у Алёнки, но всё же.
Доесть я решила у себя в комнате, а потому, водрузив на тарелку ещё один бутерброд и баночку йогурта, направилась наверх.
