Онлайн книга «Сахар со стеклом»
В туалете я расстегнула блузку и посмотрела на кожу. Часть груди сильно покраснела и пекла, белый бюстгальтер и блуза были безнадёжно испорчены.
— Чёртова сучка, — я выругалась, хотя почти никогда себе такого не позволяла.
Дверь скрипнула. Наконец-то Аня пришла.
— Нужно отстирать блузку, — сказала я не глядя и открыла кран.
— Ожёг сильный? Покажи.
Голос был отнюдь не Анин, и я испуганно прижала мокрую блузку к груди. Передо мной стоял Шевцов.
— Это женский туалет, — мой голос прозвучал хрипло и испуганно.
— Похер.
Он подошёл ближе.
— Дай посмотреть.
— Уйди, Лёша. Уйди отсюда! — почти кричала я. Нервы и так были напределе.
Я стою почти голая, прикрывая скомканной тканью грудь. Теперь мне не только больно, но ещё и стыдно, что Алексей увидел меня в таком виде.
— Тебе к врачу надо, бестолочь, — зло бросает сводный брат.
В туалет, наконец, врывается Аня. Звонок уже прозвенел, и на этом этаже больше никому не понадобилось в уборную.
— Шевцов! — вскрикивает она. — Совсем охренел! А ну вали отсюда.
Лекс окатывает меня недовольным взглядом, сжимая губы в узкую линию, но всё же отступает. Возле выхода он сдёргивает свой форменный пиджак и протягивает его Степановой, ошалело смотрящей на него.
— Одень её и отведи к врачу, а потом пусть спускается к машине.
— Что это было? — шепчет Аня, а мне бы и самой понять.
— Не знаю, — выдыхаю обессиленно, опираясь на края раковины дрожащими руками.
Сердце ухает в груди, в осколки разбивая рёбра. Действительно, что это было? Забота? Три ха-ха. Желание прикрыть задницу нашкодившей подружке?
— Давай, переодевайся, — отмирает Степанова, — и пошли к медсестре.
— Не хочу я к медсестре. Ничего там такого страшного. В сумочке есть «Пантенол», им и намажу. Бросила, когда губа на морозе треснула.
Аня протягивает мне пиджак Лекса, а я замираю в нерешительности. Потом, опомнившись, стаскиваю мокрый, и уже успевший стать холодным, бюстгальтер, и всовываю руки в пиджак Шевцова. Он широкий и длинный для меня, так что хватает хорошенько запахнуться до самого подбородка. Его запах окутывает с ног до головы. Дурманит и пьянит. Странная реакция удивляет меня.
Мазь в сумочке я так и не нашла, да и пиджак вымажется, если намажу, так что Аня провела меня до гардеробной, где я забрала пальто под недоверчивым взглядом гардеробщицы. Оно и не удивительно, учитывая, что я закутана сейчас в мужской пиджак, почти полностью скрывающий юбку.
Степанова убежала на урок, а я вышла на крыльцо школы и застыла. Машина Алексея уже фырчала на стоянке. Он коротко посигналил, и я поспешила. Почему-то уселась на переднее сиденье, совсем позабыв про установленные им же правила.
Шевцов ничего не сказал, даже не посмотрел на меня. Только крутнул руль, выехал со стоянки и направил автомобиль на дорогу. Молча.
— Ты сняла свои мокрые тряпки? — через некоторое время снизошёл до вопроса сводный брат, не глядя на меня.
— Да.
Вопрос почему-то вызвал смущение. Причины такого поведения я даже не стала пытаться объяснить себе. Поэтому просто прошептала:
— Спасибо.
— Не обольщайся, — почти рычит, сжимая руль.
А я и не обольщаюсь. Понятно же, что отец ему поручил присматривать за мной под страхом лишения каких-нибудь благ. Относительно вольная жизнь важна для Шевцова. Издевательства его друзей — это одно, а вот почти приёмная дочь отца-олигарха в грязной мокрой блузе — уже позор.
— Или ты предпочла бы пойти дальше на уроки в мокром лифчике?
— Нет. Конечно нет, — щёки вспыхивают, стоит только представить картину.
Внезапно Алексей останавливает машину возле высокого здания, над первым этажом которого светится бело-зелёными буквами «Аптека», и выходит, молча хлопнув дверью. Я остаюсь ждать, кутаюсь в пальто, из-под которого тянет тонким ароматом от пиджака Лекса. Терпкий и свежий одновременно, нотки цитруса. Ему очень идёт этот запах.
Через пару минут Алексей возвращается и бросает мне на колени продолговатую коробочку.
— Намажь. Это от ожогов, — говорит, заводя мотор.
Как это возможно? Вот вроде бы человек оказывает помощь, но делает это с таким видом, будто отвратнее для него ничего нет. Я ведь не просила и не заставляла. А чувствую себя будто виноватой.
— Спасибо, — всё, что могу сказать, беря в руки коробочку.
И дальше мы снова едем в молчании. Я думаю о Лексе. О нём невозможно не думать. Интересно, какой он на самом деле? Прячется ли кто-то под маской, или он и правда весь из брони, прочных стальных пластин? Спаянный из железа — острых углов и смертоносного лезвия, к которому нельзя прикоснуться, не поранившись? У него ведь не только ко мне такое отношение. Люди вокруг боятся его. Я замечала. Видела Анины глаза, когда она рассказала, как Шевцов перевернул ей пачку сока на голову, видела короткий затравленный взгляд Эдика, когда спросила, что у него случилось. И ладно Чагин, но ведь Степанова не робкого десятка. Да взять даже его друзей. Они вроде бы и время вместе проводят, шутят, но стоит Лексу посмотреть неодобрительно, как улыбки сползают с их самодовольных лиц. Они прислушиваются к его мнению, не смеют перечить.
Страх и притяжение. Вот что он вызывает. Завораживает и пугает одновременно. Опасный коктейль.
— Тебе что, помощь нужна?
— Что?
Я за своими размышлениями не сразу поняла, о чём он говорит. Удивлённо посмотрела и тут же обожглась о тёмный, тяжёлый взгляд.
— А потом ты обижаешься, что я называю тебя бестолочью. Я про мазь.
— А…
Мои щёки в очередной раз за этот час вспыхнули. Такими темпами, на них тоже появятся ожоги.
— Дома уже.
— Сейчас.
Спорить бесполезно. Себе дороже. Я раскрыла коробку и достала тюбик. Отвинтила крышку и выдавила слегка желтоватый гель. Руки дрожали. Аккуратно, чтобы полы пальто не распахнулись, я просунула руку и размазала гель по коже чуть ниже шеи. Сначала было холодно, но потом кожа стала успокаиваться и печь меньше. Лекарство и правда помогло. Хорошо хоть на груди сильно не попало, кожа там слишком нежная, да и бюстгальтер спас, а вот в районе третьей пуговицы пекло сильно.
— Это Ирка сделала?
Тётя Соня в детстве всегда говорила мне, что ябедничать нехорошо. И как бы мне не хотелось надуть щёки и угукнуть, я всё же сдержалась.
— Нет. Просто поднос взяла неудачно.
— Врёшь, — цедит сквозь зубы Шевцов, а потом резко тормозит, свернув автомобиль на обочину.