Я не ожидала такого манёвра, и по инерции дёрнулась вперёд, почти слетев с сидения. Едва успела поймать полы пальто, чтобы те не распахнулись, обнажив грудь. Лекс — псих. Это данность, не подлежащая сомнению.
Он разворачивается ко мне и дёргает за рукав, возвращая обратно в кресло, заставляя сердце отчаянно зайтись в страхе. Я смотрю на по-мужски широкий разворот плеч, кожаная куртка, что сидит как влитая, тонкие губы сердито сжаты.
— А теперь ещё раз спрошу: это сделала Ирка?
И я не смею врать.
— Я не знаю. Наверное…
Мой голос дрожит, взгляд цепляется за нервно сжатые мужские кулаки. Он злится. На меня? Я ведь сказала правду.
— Не. Смей. Мне. Больше. Врать, — шипит, чеканя каждое слово. — Поняла?
Киваю.
— Ответь!
— Лёша, я поняла. Пожалуйста, поехали домой.
Дура я набитая. Он манипулирует мной, запугивает. Зачем? Его жизнь и так под его контролем, зачем ещё и меня контролировать? Сама позволяю, а потом ругаю себя. Нужно это прекращать. Только как?
Шевцов снова заводит мотор и выезжает на дорогу, ведёт плавно и спокойно.
— Кстати, — довольно буднично говорит он. — Сегодня вечером у нас будут гости. Деловой ужин с партнёром отца. Ты должна соответствовать, раз уж теперь ты часть семьи.
Глава 24
Лекс
Я спускаюсь в гостиную аккурат к семи. Николай Ермолаенко — партнёр по бизнесу и друг отца, уже приехал. Но друг, я думаю, он так себе. Такие акулы истинными друзьями не бывают. Однако бизнес-партнёрство у них с отцом уже более двадцати лет, так что да — в какой-то степени Ермолаенко — друг семьи. Ну и конечно же с ним приехал его сын Антон.
Антон Ермолаенко, или попросту Ермолай — мой давний «приятель». Именно так, в кавычках. С Тохой мы знакомы с детства. Только он старше меня на два года, и уже учится в универе. Сколько себя помню, мы всегда соперничали, старались друг другу насолить. Ему всегда нужно было то, что было моим: моя тёлка, победа в заплыве, даже внимание моего отца на совместных мероприятиях, коих за период нашего взросления было не сосчитать.
Но в последнее время Ермолай не удостаивал нас посещениями, а это, глядите-ка, припёрся. И, кажется, я знаю, какого хера он тут забыл.
— Привет, Лекс, — Антон протягивает руку после того, как я здороваюсь с его отцом, и нарочито мило улыбается. — Давно не пересекались.
— Привет, Антон. Ты прав — давно. Что же подвигло?
— Взрослею, — улыбка не сходит с наглой рыжей морды. — Отец говорит, пора вникать в дела компании. Это ты у нас ещё школяр, можно не напрягаться. Вот сдашь ЕГЭ, поступишь в ВУЗ, и тебя в свой узкий круг позовём.
Мудак. Уже не знает, чем меня зацепить. Помню, как у него подгорело, когда Демьян привёл меня на аукцион. В клубе мы оба состояли давно, а вот к аукционам «Чёрного дракона» допускают не всех. Мне ещё и восемнадцати не было, когда я впервые там оказался, с полгода назад, а вот Тохе пропуск дали всего на месяц раньше меня. Вони было — пиздец. И пару раз из-за лотов мы с ним тоже схлестнулись, правда словесно, иначе бы обоих попёрли. И каждый раз последнее слово оставалось за мной. Поэтому-то сейчас его взгляд так и полыхает.
— А ещё я слышал, что у вас в семье пополнение, — драный лис лыбится ещё шире. — Твой отец всегда сетовал, что у него нет дочери, чтобы наши семьи породнились.
Хер тебе, грёбаный ты придурок. Я хоть терпеть не могу мелкую бестолочь, но даже ей тебя не пожелаю.
— Остынь, Тоха, кобылка не породистая, тебе не зайдёт.
Взгляд Ермолая уплыл куда-то мне за спину. Бестолочь. Она спустилась с лестницы и теперь мялась возле отца, который представил её партнёру. Платье надела с глухим воротом, чтобы не видно было обожжённой кожи. Не так уж сильно она и обожглась, так, покраснело немного — успел заметить сегодня. Но один хрен — Ирка отгребёт своё. Я не запрещал чмарить её, но трогать разрешения не давал.
Волосы наверх подобрала, шею открыла. И мне, почему-то, это не нравится, потому что грёбанному Ермолаю сейчас придётся слюни подтирать.
Отец подводит девчонку к нам и представляет.
— Познакомься, Антон, это Яна — дочь моей жены.
— Очень приятно, — рыжий козёл скалится и, чтоб его, галантно припадает губами к руке девчонки, отчего та густо заливается краской. — А ты говорил не породистая.
Последнее уже ко мне, как раз, когда отошёл отец. Язык бы тебе охуярить, ценитель хренов.
Кошусь на «сестричку», замечая, как та застывает, бледнеет. Обиделась. Ну и хрен.
А ему улыбается. Надо же. Когда меня впервые увидела, смотрела как заяц перепуганный, а этому сразу улыбается. Не того мужа себе выбрала твоя мать, бестолочь, другой сводный братишка бы тебя не обижал, пригрел бы быстро.
Мы проходим к столу. Людмила сегодня постаралась, хотя, она и так замечательно готовит.
— Поухаживай за сестрой — говорит отец, предлагая бестолочи сесть рядом со мной. По другую руку от неё плюхается Ермолай. Замечаю, что отец всё ещё смотрит на меня. Я понял, пап, понял.
— Что будешь? — поворачиваюсь к девчонке и растягиваю губы в улыбке.
Но она понимает. По взгляду. Умница.
— Я не голодна, Лёш, спасибо. Но можно сок.
Сок. Я похож на лакея или официанта? Ладно, сок так сок. Уже тянусь за графином, как встряёт Тоха.
— Я сам, ко мне графин ближе.
И снова лисья улыбка до ушей. Я пожимаю плечами, отдаю пальму первенства. Пусть поиграет. Только немного. Она же моя «сестра», живёт со мной под одной крышей. А своё я без разрешения трогать не разрешаю, и Ермолай его пока не спрашивал.
Разговор за столом лёгкий и непринуждённый. Обо всё и ни о чём. Время тянется как резиновое. Отец и его партнёр постепенно переходят на обсуждение далеко идущих планов, говорят о том, что когда-нибудь мы с Антоном сменим их в креслах директоров, но к этому ещё идти долго. Думаю, с Ермолаем мы партнёрами быть не сможем. Я ему не доверяю. Но они правы — будет это нескоро.
Рыжий лис на всю флиртует с Фоминой. Улыбается, подкладывает тарталетки, подливает сок. А она млеет, улыбается. Я замечаю, как она касается горловины платья, наверное, ткань раздражает обожжённую кожу.
Блин, какого хера я вообще об этом думаю?
За столом уже никто не сидит, в гостиной играет музыка, и все болтают, расположившись кто где. Я сижу в кресле, потягивая безалкогольный мохито, бестолочь с Антоном рядом обсуждают «Игру престолов».
— Знаешь, ты чем-то похожа на Мать драконов, — стелется Антон.
Яна хихикает и опускает глаза.
— Интересно, будь ты ею, какой дракон был бы твоим любимым?
А вот это уже сказано для меня. Татушка на плече начинает гореть. У Тохи такая же. Но бестолочь вопроса не понимает, поэтому отвечает:
