Ловлю девчонку поперёк талии, поднимаю и усаживаю прямо на столешницу. Она ойкает и задерживает дыхание.
Я сдвигаю ткань шорт вверх, открывая синяки, цветущие сине-жёлтым. Вот чёрт. Сглатываю, понимая, почему она с таким страхом смотрит на меня.
— Это я? — голос хрипит, будто я скурил подряд половину пачки.
Бестолочь отрицательно мотает головой. Замечаю, как побелели костяшки её пальцев, которыми она намертво вцепилась в столешницу.
— Ермолай?
Кивок.
Пиздец. Мало я этому козлу вчера покрошил ебало.
— А это? — перехватываю её руку, уставившись на запястье.
Яна высвобождает руку и кивает. Немая, что ли?
Хреново. Ощущаю себя долбанным насильником. Боль в постели интересна и уместна лишь тогда, когда этого хотят двое. Но не так.
Девочка напряжена, в глаза мне не смотрит. Дай ей секунду, и она сбежит, а я потом так и не решусь сказать.
— Слушай, — ставлю ладони на столешницу с боков от её бёдер, — что бы там ни было, но я никогда не… Яна, — она всё же поднимает на меня глаза, — я никогда не принуждаю девушек к сексу. Мне это не интересно. А вчера я просто был пьян. Перепутал. Да и вообще, я предупреждал, чтобы не лезла ко мне. Вообще никогда.
Теперь она смотрит открыто. Ещё не верит, что в безопасности, но уже и не трясётся как осиновый лист.
И тут это происходит. Я ловлю её запах. Нежный, чуть сладковатый, одуряюще приятный. Шумно сглатываю, пытаясь заполнить образовавшуюся паузу.
Так не пойдёт. Нельзя. Нельзя-нельзя-нельзя! Нельзя хотеть ненавистную сводную сестру. Долбанную бестолковую дурочку из Мухосранска. И почему мозг управляет всеми органами, кроме члена?
А она молчит. Только смотрит и дышит глубоко. Нет, дорогая, Ермолай прав — я тебя пережую и выплюну. Сломаю. Я слышал, когда он тебе втирал это, потому что ты, умница, набрала повтором мой номер за спиной.
— Надень что-нибудь подлиннее — скоро родители приедут, — отпускаю её из плена моих рук. — И вообще, — бросаю невзначай, когда она уже почти улизнула из кухни, — лучше не носи эти шорты по дому.
Глава 29
Я возвращаюсь по подъезду и чувствую, как болят щёки от бесконечных улыбок и смеха. Я, Алёнка, её Эльф и Сашка Терентьев — вот наша сегодняшняя компания. И мне так весело не было уже давно. Рукавицы промокли насквозь, хоть выжимай — результат игры в снежки. Да что там рукавицы! У меня за воротником целая тонна снега, а штаны промокли до трусиков. Это же надо — в десять вечера четверо великовозрастных детишек с дикими визгами с горки катаются!
Аня поехать со мной не смогла, сказала, что с младшими некому сидеть, а у матери с отцом график скользящий на заводе, и общегосударственных праздничных и выходных нет. Я же уехала в последний день занятий, водитель Виктора прямо из школы отвёз меня на вокзал. Это произошло через четыре дня после той злосчастной пятницы, когда я согласилась с Шевцовым и Ермолаевым поехать в клуб. В эти четыре дня с Шевцовым мы почти не пересекались, к тому же рядом постоянно была мама. Она немного приболела, и Виктор запретил ей появляться на работе.
Я открываю своим ключом дверь и захожу в квартиру. Слышу, как на кухне тётя с кем-то разговаривает. А отвечает ей мужской голос. Интересно, я никогда у нас в гостях не видела ни одного мужчину, если не считать дядю Ваню из соседнего подъезда. Но тот приходил лишь тогда, когда его жена Елена слишком долго засиживалась за чашкой чая у тёти Сони. И это басил уж точно не дядя Ваня.
— Сонечка, ты точно не сможешь ничего поделать?
Сонечка?! Это уже интересно.
— Коль, до десятого января я не могу. Может, в другой раз слетаем?
— Женщина, ты разбиваешь мне сердце.
А потом тихое воркование. И мой ступор. Моя тётя Соня и мужчина? Необычно, непривычно и… ну наконец-то! Стоп. Что? Она не может полететь с этим Николаем до десятого января? Как раз, когда у меня билеты обратно. Вот почему она отказалась. Но так не годится. Тётя и так всю молодость отдала мне и маме, не оставила нас в угоду своих интересов. Может, у неё сложились бы отношения, не будь дома маленькой девочки. Но в этот раз я не позволю ей проворонить своё счастье.
Я тихонько разулась и повесила пальто на вешалку. Потом, глубоко вздохнув, подошла к двери кухни потянула ручку.
— Привет! — улыбнулась на все двадцать восемь (зубы мудрости у меня ещё не выросли).
Щёки тёти вспыхнули, а Николай растянулся в улыбке.
— Яна, познакомься, — залепетала смущённая тётя Соня, словно она тут подросток, а я тётя. — Это Николай, мой… мой друг.
— Здравствуйте, Николай.
Я просканировала взглядом мужчину и осталась вполне довольна. Высокий, немного за сорок. Чуток лысоват и с небольшим животиком. Но его это не портит. Зато глаза какие добрые, так и лучатся.
— Здравствуй, Яночка. Наслышан.
Николай улыбается и легонько пожимает мою ладонь. Тётин «друг» мне однозначно нравится, а значит, что никаких «не могу до десятого» быть не должно.
— Извините, что прерываю, — я делаю печальные глаза, чтобы было убедительнее. — Тётя, помнишь, я тебе говорила, что меня приняли в школьную команду пловчих? Так вот звонила тренер и сказала, что в конце января соревнования, и мне необходимо посещать тренировки. Поэтому восьмого мне уже нужно быть там.
Врать, конечно, некрасиво. И теперь у меня точно выскочит прыщ на языке. Но я должна сделать так, чтобы тётя начала позволять себе жить своей жизнью. Важно подтолкнуть, а там дальше пусть уж этот Николай разбирается.
— Как же так, — пролепетала тётя Соня. — Ты же до десятого побыть хотела.
Больших усилий мне стоило не прыснуть от того, как пытался изображать сочувствие и дружеское участие Николай, но скрыть радостные огоньки предвкушения ему, всё же, не удалось.
— Ничего, — обнимаю тётю и целую в щёку, — Я же на весенние ещё приеду.
— Да куда там, экзамены же, поступление…
Ещё раз улыбаюсь тёте, киваю Николаю и удаляюсь в свою комнату, оставляя взрослых обсуждать свои планы. А мне пора собирать сумки, потому что Рождество придётся провести в дороге.
В этот раз слёзное прощание на перроне уже не было приправлено такой чёрной тоской, как когда мы уезжали с матерью. Сегодня тётя провожала меня не одна, и я очень рада этому. Когда поезд тронулся, и провожающих стало не видно, я почувствовала, как в груди защемило. Да, мне нравилось, что теперь мама рядом, но… Слишком много этих самих «но». Я, конечно, и не думала, что мы с матерью будем не разлей вода, но я её и правда почти не вижу. Зато вот сводного брата в моей жизни слишком много. И он не устаёт мне напоминать, что я лишняя в его доме. Его классе. В его жизни.
На вокзале меня ждал Степан. Он забросил мои вещи в багажник и пригласил в салон. Водитель Виктора мне нравился, он хороший человек, это сразу видно.
