— Отпусти меня! — крикнула я в отчаянии, чувствуя, как от злости и стыда горит лицо. — Ты совсем с катушек слетел, мать твою!
— Тебе в детстве не говорили, что старших надо слушать?
И тут на мою задницу опустился ремень. И это было больно.
— Ты просто конченный псих, — рыдания вырвались из моего горла вместе с криком, когда ягодицы снова обожгло.
— Я же сказал тебе, бестолочь, сидеть и своей комнате и нос не высовывать.
И снова огонь на заднице.
— Лекс, ты совсем нахрен одурел?!
В комнату влетел Максим Ларинцев. Господи, как же стыдно. Как же всё это унизительно.
— Макс, иди нахер. Я сам разберусь.
— Да ни черта!
Мне из моего положения было плохо видно, но, кажется Максим ухватил Шевцова за руку с ремнём, и я мешком съехала с коленей парня. Отползла в сторону, пытаясь убрать с лица прилипшие к мокрым щекам волосы.
— Ты совсем попутал?! — буквально орал Ларинцев, ухватив Шевцова за грудки. — Ты глаза разуй, кто перед тобой! Это, блядь, тебе не Ирка!
— А тебе-то что? — Шевцов отбил руки друга и толкнул его в грудь, но Максим устоял.
А что же я? Я забилась в самый дальний угол комнаты и тихо ревела, наблюдая весь этот сюрр.
— Лекс, угомонись, я серьёзно, — парни стояли напротив друг друга и тяжело дышали, но тон оба сбавили. — Ты же сам видишь, что тебя несёт. Это всё этот грёбаный Демьян…
— Заткнись, Макс.
Шевцов бросил разъярённый взгляд в мою сторону, отчего мне захотелось влезть под обои, но Ларинцев улучил момент и просто вытолкал его взашей из комнаты. Не знаю, о чём они говорили только что, но я прекрасно понимаю, что если бы Шевцов захотел, то в два счёта отправил бы Ларинцева вслед за бугаем Арсением. Но, видимо, что-то было в словах друга такое, что пробудило в сводном брате крохи трезвого разума. Только вот что мне теперь со всем этим делать? Ведь с каждым днём, с каждым нашим общением легче не становится. Ни капельки. Всё становится только хуже, и гораздо. Я понятия не имею, как с ним себя вести. Свести контакты к минимуму совсем не получится: мы живём в одном доме, едим на одной кухне, учимся в одном классе.
Что же мне, мать его, делать?
— Эй, Ледышка, — сквозь пелену слёз вижу, как Максим опускается передо мной на корточки.
Пожалуйста, только не дотрагивайся до меня, я просто не выдержу.
— Я там тебе чай принёс горячий. Вставай давай уже, — он протягивает руку, но не прикасается, понимает. Спасибо ему за это.
От Максима тоже пахнет алкоголем и тем порочным весельем, что разгулялось внизу. Рубашка расстёгнута, голый торс открыт взгляду. Но я принимаю его помощь. Опираюсь на предложенную руку и встаю, беру горячую кружку. Пальцы жжёт, оказывается они окоченели.
— Слушай, я всё понимаю, Лекс тот ещё уёбок, но…
— Но что? — поднимаю распухшие от слёз глаза на одноклассника. — Он выпорол меня ремнём, Максим.
— Пиздец, — констатирует Ларинцев. — А Сене он выбил два зуба и, кажется, сломал руку.
— Рыцарь просто, — горько усмехаюсь я, поднося к губам обжигающий напиток.
— Макс, какого хрена вообще происходит? — решаюсь задать вопрос, хотя мы с Ларинцевым далеко не друзья. — Я, конечно, понимаю, что свалилась в его жизнь без предупреждения, но за что меня так ненавидеть? Что такого я ему сделала?
Макс молчит, кусая щёку изнутри. Его немного пошатывает, но выглядит парень вполне адекватно.
— Сам не пойму, — уклончиво отвечает Максим, а потом растягивает свою привычную улыбочку: — А ты не забивай свою хорошенькую головку всякой хернёй. Лучше допивай чай да закрой за мной дверь. В этот раз точно на ключ.
Глава 35
Лекс.
— Иди покури, я пока всех выпровожу, — говорит мне Макс, кивая на дверь.
— Где это чмо?
Меня всё ещё не отпустило. Хочется сломать ублюдку не только руку, которую он запустил бестолочи под кофту, но и ноги нахер переломать, и шею свернуть.
— Лекс, остынь. Иди кури пока.
Чувствую опустошённость. Будто из меня выкачали все чувства и эмоции разом. Даже злость на дебила Сеню как-то тухнет. Всё смазывает, выцветает.
Я хватаю бутылку пива со стола и иду к двери. Макс кивает Роману, а тот вырубает музыку и, хлопнув в ладоши, начинает объяснять народу, что вписка подошла к концу. И плевать, что хозяин я, и мне нужно толкать подобные речи. Но мне реально сейчас похуй.
— Лёш, что случилось? — Ирка ловит меня уже у самой двери, пока я роюсь в кармане куртки в поисках пачки сигарет. — Тоша увёз Арсения, сказал, что ты его в мясо избил. Зачем, а? Неужели она стоит таких ссор с друзьями? Ну и пусть бы Сеня…
Стоп.
— А с чего ты взяла, что мы подрались из-за неё? Пусть бы Сеня что?
Смотрю на сучку в упор, начиная понимать, откуда ноги растут. Всем было чётко сказано: на второй этаж ни ногой. И Арсений не такой уж дебил, чтобы после пары-тройки стаканов забыть об этом.
Ирка меняется в лице. Крылья её аккуратного носа начинают раздуваться, а в глазах появляется страх. Она отступает на шаг, а ко мне возвращаются чувства. И первое — бешенство. Девка понимает это и сжимается в комок.
Дёргаюсь в её сторону, но дальше ей отступать некуда, и Ирина упирается спиной в стену, ошалело глядя на меня. Но тут встряёт Должанов.
— Ируся, ты тоже давай на выход. Лексу пора баиньки. Могу отвезти, если что.
Ряполова благодарно кивает Роме и проскальзывает в сторону. Хрен с ней, потом разберусь.
Я набрасываю куртку и выхожу на улицу. Мороз трещит, но холода сейчас не чувствую. В груди горит злость, плавит внутренности, но самое интересное, что я не пойму, на кого злюсь сильнее всего: на Ирку, бестолочь, дебила Арсения или на самого себя. Коктейль алкоголя и эмоций снова душит, и даже морозный воздух не спасает.
Сажусь прямо на ступени, рискуя отморозить зад, и закуриваю. Я даже не оборачиваюсь на нестройный топот ног и прощальные окрики, продолжаю следить за огоньком. Он подкрадывается к пальцам с каждым дуновением ветра, сжирая тонкую бумагу, превращая её в пепел. Подминает под себя, порабощает. Но скоро она закончится, и тогда и огонёк перегорит. Вот же как всё это дерьмо устроено.
За воротами слышны звуки шин, приминающие свежий снег. Пьяные малолетки загружаются в такси. Айривидерчи, ребята, было весело.
Макс садится рядом и молча прикуривает.
— Сколько раз собирался бросить, — тоже смотрит на огонёк. — После каждой репетиции, когда ноги не идут, обещаю.
— Так что мешает?
— Хер знает, — Ларинцев пожимает плечами, выдыхая сизый дым.
