И снова молчание. С Максом это делать ненапряжно. Но и он может испортить момент.
— Лёха, что происходит?
— А что происходит?
— Ты же меня понял.
Молчу в ответ. Мне нечего ему ответить, потому что я и сам не знаю, что происходит.
— Ты выпорол девчонку ремнём.
Капитан Очевидность, блядь.
— Заработала. Я же сказал сидеть в комнате и не высовываться. Что непонятного?
Макс смотри так, будто видит меня впервые. И к чему этот цирк? Можно подумать, сам ангел.
— Лекс, ты с катушек слетаешь из-за неё. А ещё эти ваши движухи с Демьяном. Их пора прекращать.
Хочется нагрубить другу, но я понимаю, что он прав. Я действительно слетаю с катушек, когда вижу псевдоневинное лицо и эти глазищи.
— Просто она бесит меня.
— Чем?
— А ты сам не понимаешь? — разворачиваюсь к Ларинцеву. — Разве не видишь, что она и её мамаша — те ещё охотницы. Какого хера эта девка припёрлась в мой дом? Хотела сладкой жизни, пусть получает!
Макс хмыкает.
— Ты гонишь. Не знаю на счёт её матери, но Ледышка не похожа на охотницу. Разве ты не видишь, что она тебя как огня боится? Ещё и в школе её гнобят с твоего позволения.
— Правильно делает, что боится.
Я хмурюсь, вспоминая испуганные глаза. С самого первого момента встречи она смотрит на меня так, словно я её сожрать готов.
— Короче, Лекс, кончай чудить. Малышке и так уже досталось. Не надо обижать сестрёнку.
— Она мне не сестра! — почти рычу в ответ.
— Окей. Тем более нужно позаботиться о куколке, — Макс пошло подмигивает. Дебил. — Она сладенькая как зефирка.
Фу. Вечно он со своими карамельными глупостями.
— Ты бабам в уши свои зефирки заливай, придурок, — легко толкаю друга в плечо.
Мы поднимаем с крыльца озябшие задницы. С таким шутить нельзя — недолго и проблем с причиндалами заработать. Мне полегчало. Отлегла та жуткая мгла, что душила, стоило увидеть этого урода, тискающего бестолочь. И я надеюсь уснуть побыстрее, чтобы начинающий ворочаться в груди неприятный клубок, не стал рождать тупые мысли. Я не сожалею. Она сама виновата. Точка.
Максим застёгивает куртку и натягивает капюшон.
— Я поехал, Лёха, а ты давай тоже спать иди. И к Ледышке не лезь, ей ещё надо в себя прийти.
Я закрываю ворота за Ларинцевым, и спешу внутрь — скорее согреться. Начинает бить озноб. В гостиной срач и разруха, поэтому я оставляю заказ в клиннинговую компанию, приглашая их на завтра, а потом поднимаюсь на второй этаж.
Возле двери бестолочи зачем-то задерживаюсь, прислушиваясь. Тихо. Спит, наверное, или ревёт в подушку. Дура.
Я уже почти засыпаю, когда приходит сообщение от Демьяна. Завтра аукцион. Вот и отлично.
Глава 36
Весь следующий день я просидела в своей комнате. А точнее пролежала. Нет, ничего у меня не болело, если иметь ввиду физически. Болела моя уязвлённая гордость. Это не первая стычка с Шевцовым, но более унизительной ситуации ещё не случалось. Он перегнул меня через колено и выпорол. Выпорол!
Я перевернулась на другой бок и уткнулась носом в подушку. Даже есть не хотелось. В свежести оставшегося бутерброда я была не уверена, а вот фрукты и сухарики можно было съесть, но аппетит напрочь отсутствовал.
Утром я слышала шум за окном — подъезжала какая-то машина. Это не мама, а остальное мне было неинтересно. Я даже с Алёной так и не связалась, только написала, что всё нормально и ложусь спать. Но уснуть с вечера у меня так просто не вышло. Когда пьяные гости Шевцова укатили, я затаилась. Если честно, боялась, что он опять вернётся. А кто бы ему помешал? Мы в доме оставались вдвоём. Максим уехал последним — я видела в окно. Ему я очень благодарна, но не следует забывать, что Ларинцев — друг Алексея, а не мой. Вспомнить только его отношение ко мне в школе. Он, конечно, не вёл себя по-скотски, как Должанов, но и никогда не препятствовал такому.
Почему Шевцов так вёл себя со мной, я не понимала. Но, думаю, дело тут даже не во мне. Он со всеми такой: жестокий, эгоистичный, властный. И никогда этого не скрывал, не прятался за масками. Так почему же я каждый раз надеюсь, что что-то изменится? Не перестанет ненавидеть и презирать, но хотя бы перестанет замечать, оставит в покое. Как мне бороться с этим? С этой трясиной, затягивающей меня всё глубже. Может, стоит решиться и рассказать всё матери? А если станет совсем плохо, то попросить отправить меня обратно к тёте? Хотя, всё же и так хуже некуда. А тётя… У неё, наконец, стала появляться своя собственная жизнь, было бы эгоистично из-за своих проблем снова обременять её.
Телефон вдруг ожил, завибрировав. Звонок шёл через мессенджер. Мама.
— Привет, ягодка, — прозвенел радостью голос матери, — чем занята?
— Привет, мам, — я попыталась сделать голос как можно более бодрым. — Скучаю.
— Уу. Я тоже. А всё эта погода. Уже третий рейс отменяют. Виктор в шоке. У него встреча завтра вечером, а мы никак вылететь не можем.
Я вздохнула. Нет, я не могу. Не могу сказать ей. И дело не только в том, что это не телефонный разговор, я и при возвращении вряд ли смогу. Мама счастлива, тётя Соня, кажется, тоже. И они не виноваты, что я безвольная и бесхребетная, что не могу дать отпор обидчику. Наверное, если бы папа тогда не ушёл из моей жизни совсем, он бы мог заступиться за меня. А так придётся учиться делать это самой. Или терпеть.
— Дочь, а ты там как? Алексей дома? — в голосе мамы почувствовалось едва заметное напряжение. Она чувствует, она же мать.
— Вчера был, а сейчас не знаю. Мы не особо общаемся.
Щёки предательски загорелись. Ложь, Яна. Ложь — это плохо. Или во благо? Хорошо, что мы с мамой сейчас не по видеозвонку разговариваем.
— Да, с Алексеем непросто, — из маминого голоса пропали игривые нотки. — Но он сын Виктора, ты же понимаешь, Яна.
— Конечно, понимаю.
— Он сложный мальчик, но и с ним можно найти общий язык. Постарайся, дочка, ты же умница у меня.
После подобных просьб мне стало ещё сложнее решиться на откровенный разговор.
— Но если станет совсем плохо, скажи мне. Хорошо, солнышко?
Хотелось спросить: а совсем плохо — это как? Порка ремнём сюда относится? Или обещание переломать руки-ноги? Но ведь также придётся рассказать, что Алексей дважды спас меня от изнасилования, привёз домой после неприятного инцидента в столовой. Но ведь всё это случилось из-за него.
Господи, я запуталась! Пытаюсь оправдать нелогичные действия социопата, выискивая проблемы в себе.
Я сжала виски ладонями, совсем забыв, что на громкой связи ещё подключена мама.
