Перелёты и злость были моей бронёй. Возможностью отвлечься от ощущения тянущей пустоты. Провал. Я обещал, что смогу заставить забыть её о том ужасном вечере, но не смог. Не сумел. Я старался, как мог, делал, что умел. И даже чего не умел. И речь идёт не о постели.
Переодевшись, решил ехать в офис. Может быть, Аня появлялась там. Но Света сказала, что в «Ситистрой» она тоже не заезжала.
— Игорь Евгеньевич просил тебя зайти, как приедешь.
— Хорошо.
Я зашёл в свой офис, решив позвонить Аниным родителям. Может, она у них.
— Кофе будешь? — послышался голос Светы из приёмной.
— Нахрен кофе.
На телефон мне никто не ответил. Где же ты, Фенек? Что я опять сделал не так? Чем снова тебя испугал?
Надо успокоиться. Отцу нужен отчёт по заключённому контракту, а мне перерыв в метаниях. Может, ей просто надо подумать, прийти к согласию с самой собой. Мне ли не знать мою Ирландо. Ей же нужно ещё свыкнуться с мыслью, что она сдалась на мою милость. Хотя по факту, сдавшийся тут я. Иначе когда ещё Роман Должанов так сходил бы с ума по женщине, особенно по той, которую уже попробовал.
Я привёл себя в порядок. Умылся, сменил рубашку, благо Света — очень предусмотрительный секретарь. Всё же выпил кофе.
— Здравствуй, отец, — с этими словами я вошёл в кабинет и остолбенел.
Игорь Евгеньевич Ротканов, блюститель порядка и корпоративных правил, сидел в своём кресле и пил. С утра. Мой отец пил с утра в собственном офисе.
На столе стояла бутылка бренди и ведёрко со льдом. Отец упёрся локтями на стол и отсутствующим взглядом смотрел на стакан, перекатывая на дне тёмную жидкость.
— Папа, что случилось? — леденея внутри, я присел рядом.
— Вчера профессору сделали операцию.
Отец замолчал, а я явно стал ощущать, как этот лёд внутри меня берётся болезненными корками и крепчает до треска.
— Он…
— Его так и не смогли вывести из наркоза, Рома. И скорее всего, уже не смогут. Знаешь, Роман, — отец с горечью посмотрел на меня, — а я ведь осудил тебя, когда узнал о том, что ты сделал с девочкой. Всё не мог понять, как мой сын мог так поступить. Но теперь мне ясно, ведь яблоко от яблоньки… Профессор ведь мой друг, он столько сделал для меня в своё время, а я так подло поступил с его внучкой, спекулировал здоровьем близкого ей человека. Близкого мне человека.
Вот почему она исчезла. Нырнула в своё горе в одиночестве, не пожелав разделить его со мной. Но чему же я удивляюсь, ведь клятвы у алтаря произнести её вынудили. Я и мой отец. Люди, которые могли помочь, но сотворили с ней зло.
— Прости, сын, — отце налил себе в стакан ещё бренди. — Теперь уже ничего не сделаешь. И я больше не знаю, как тебе помочь удержать её.
— Я найду Аню.
— Лучше отпусти. Мы и так принесли ей слишком много боли.
Слова отца дёрнули крюком по нервам, но я уже сорвался с места. Я разыщу её. Найду. Я всё сделаю правильно.
***
— Снежинка, пожалуйста! Это очень важно!
— Рома, послушай…
— Яна, я прошу. Я должен поговорить с ней, понимаешь?
Снежинка вздохнула, но всё же сказала, что, скорее всего, Аня может быть в небольшом сквере у озера. Это их с дедом место, где они часто гуляли, когда она была ребёнком, кормили уток и болтали о науке.
— Привет, Белый, готово?
По пути к озеру я заехал к Валику. Тот как раз вернулся с встречи по одному разбирательству, и в офис уже не поехал.
— Рома, ты уверен? — спросил он обеспокоено, просунув голову в окно моей машины.
— Увереннее некуда. Давай уже.
— Ну смотри. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Белов протянул мне бумажный пакет, который едва ли не обжёг пальцы. Но так нужно. Так правильно.
Она сидела у небольшого пруда на старой деревянной лавке с коваными завитушками. Влезла с ногами, обняв колени и уложив на них голову. Я увидел огненную гриву, рассыпавшуюся по плечам, и в груди что-то сжалось так сильно, что стало трудно дышать. Конверт жёг руку.
Я подошёл и молча сел рядом. Как же мне хотелось прижать её к себе и сказать, что всё будет хорошо.
— Рома? — Фенек подняла голову.
Бледная, с потухшими глазами. Слёз не было, но ведь это только хуже. Женщины должны уметь плакать. Так они справляются. Но не Аня.
— Где твой телефон?
— В озере.
— Поэтому ты не знаешь, что твой дед очнулся. Мне позвонили ровно три минуты назад.
Аня спустила ноги на землю и резко судорожно выдохнула, согнувшись пополам. Я едва сдержался, чтобы не обнять её, не встряхнуть как следует, заставив прийти в себя. Но я ведь обещал себе давать ей выбор.
— Предстоит реабилитация, но операция прошла успешно, и наркоз тоже последствий не оставил. С ним всё будет хорошо, Фенек.
— Спасибо.
Аня посмотрела мне в глаза, и, наверное, впервые я увидел в них настолько искреннюю положительную эмоцию. Её глаза никогда не лгали, но они всегда швыряли в меня правдивым презрение, злостью, болью. Даже страстью, как в столь далёкий позавчерашний вечер. Но теперь они смотрели с благодарностью.
И я нашёл в себе силы. Потом тысячу раз пожалел об этом, разбивая в кровь кулаки о стены, вливая в себя литр за литром жгучего пойла. Но всё равно сделал.
— Держи. Это тебе, Фенек.
Положил между нами жёлтый бумажный пакет и ушёл не оглядываясь. Пусть решает сама. Именно так я и написал на пакете с документами на развод.
Белов сработал по знакомым очень быстро. Ключ от Аниной тюрьмы был готов через пару часов. И только ей решать, что с этим делать.
И она решила. Утром курьер принёс мне подписанные документы. А в офисе Света развела руками, сообщив, что из отдела кадров сообщили, что она уволилась. И я её больше не искал. Иногда нутро выворачивало так, что хоть волосы рви. Не думал, что любовь может приносить такую боль. Что способна превратить камень в груди в ошмётки.
Эпилог
— Рома, пожалуйста, приезжай! — услышал я сдавленный голос Снежинки.
— Яна, что случилось, где ты? — тревога трепыхнулась в груди.
— В больнице, Ром. Я рожаю.
Оторопь сморгнуть получилось лишь через пару секунд.
— Снежинка, давай яснее.
— Лёша. Я за него переживаю, Ром. Он там в коридоре сейчас всех поубивает. А я занята тут немного, понимаешь? — в трубке слышен сдавленный стон.
— Скоро буду, Снежинка, адрес скажи. И это… блин, держись там.
Не знаю, что сказать. Она же рожает. То есть, из одного человека скоро получится два. Наверное, мужской природный кретинизм, который включается при попытке это представить — это такая природная защитная реакция нашей психики. Только как тогда справляются мужчины-гинекологи?
