Именно эти деньги позволяли содержать младшего брата, тетю, которая стала им матерью слишком рано. Она так и не получила образования — ей просто было некогда тратить время на себя. Все ее время было занято мальчишками, которых она как могла поднимала на ноги. Потому и содержал он женщину до сих пор, считая, что обязан обеспечить ей достойное существование. Потому и брата воспитывал бойцом — настаивал на занятиях боксом, потому что быть братом торговца оружием — это опасно. Миша должен уметь постоять за себя. Все они должны уметь постоять за себя и в случае чего иметь деньги, чтобы скрыться далеко и надолго.
После такой отповеди мне хотелось его обнять. Хотелось пожалеть, сказать какие-то правильные слова, но в голову ничего не приходило. Особенно говорить расхотелось после последней фразы:
— Если об этом узнает кто-то еще, я тебя убью, — произнес он спокойно, без единой эмоции в голосе.
— Не убьешь, — покачала я головой, все же обнимая его и укладываясь ему на грудь.
— Не стоит думать обо мне лучше, чем я есть на самом деле, — поцеловал Владимир меня в макушку, приобнимая за плечо.
— Не стоит себе льстить, — не удержавшись, съязвила я. — Я о тебе вообще не думаю.
И да, я засыпала с улыбкой на лице. В этой улыбке не было ни капли радости, не было спокойствия, не было счастья. Мне просто было хорошо оттого, что я лежала в его объятиях и знала тайну, которую никогда никому не смогу рассказать. Тайны — они всегда объединяют людей, но, к сожалению, не только у Владимира были тайны.
Я проснулась от звука разбившегося стекла. Еще с минуту лежала, вслушиваясь в то, что происходило, судя по всему, на первом этаже.
Нет, мне не показалось. Совершенно точно там играла музыка.
Глянув на спящего Володю в темноте, укрыла его одеялом и все же поднялась. Халата у меня тут не имелось, поэтому я беззастенчиво закуталась в тот, что нашла в кресле. Ночь стояла глухая, лунная. Часы показывали четвертый час утра, а кому-то в этом доме не спалось. И я даже знала кому. Тому, кто потерял сегодня весь страх и, скорее всего, даже выиграл бой, с которого мы сбежали.
Подтверждение своей гипотезе я нашла на первом этаже. И вот как нашла, так сразу же вооружилась вазой.
Во-первых, музыка все же играла. И не просто играла, а ударяла басами по стенам и потолку так, что все подпрыгивало. Во-вторых, гостиную особняка кто-то явно перепутал с ночным клубом. Тут было столько ночных и не очень бабочек, что у меня глаза разбегались. Длинноногие, с короткими юбками, размалеванные так, что на подушке не то что отпечаток останется в случае чего, а целая картина нарисуется. Алкоголь лился рекой, в воздух летели пятитысячные и не только банкноты. Кто-то вовсю куражился и ржал аки конь перед водопоем, и этот кто-то занимал диван, целуясь с какой-то блондинистой дамой.
Меня даже не заметили, пока я подходила к телевизору, вырубая его из сети. Михаил отвлекся лишь тогда, когда я с грохотом разбила вазу о пол, намереваясь устроить скандал. Посмотрел осоловевшим взглядом и явно не понял, кто я такая.
— А ну быстро пошли вон отсюда, — проговорила я тихо, но твердо, не иначе как у Владимира перенимая манеру общения. — Я не ясно сказала? — потянулась я к новой вазе.
— Брось, крошка. Денег хватит на всех, — пьяно усмехнулся Миша и бросил в мою сторону ворохом банкнот.
— Бегом отсюда! — грохнула я и вторую вазу.
— Эй, девочки! Вы куда? — обиженно произнес главный гад этой ночи, кое-как ворочая языком.
Дамам легкого поведения понадобилось минут семь, чтобы освободить особняк. Причем последняя уходить никак не желала, но третья ваза ее убедила. Она полетела уже следом — в раскрытые входные двери, а я вернулась в гостиную, собираясь оторваться за испорченный сон.
— Ты совсем ополоумел? Какого черта ты притащил в особняк проституток? — вызверилась я, уперев руки в бока.
— Это мой дом, и ты мне здесь не нужна, — нашелся этот малый, пытаясь безуспешно подняться с дивана.
— Я тебе, может быть, и не нужна, да только теперь это решаешь не ты, — припечатала, на всякий случай вооружаясь небольшой, но тяжелой статуэткой. Вазы закончились. — Ты хотя бы понимаешь, что привел проституток в дом, где на втором этаже спит твой сын? Или ты о нем благополучно забыл, как это делал раньше?
Да, я била по самому больному. Била осознанно, специально пытаясь задеть его за живое. Потому что должна была высказать все, что о нем думаю. Потому что хотела, искренне хотела, чтобы он услышал меня. И не просто услышал, а прислушался и изменил свою жизнь. Да только я хотела слишком много.
— Не лезь туда, куда тебя не просят, — внезапно протрезвел медведь, глядя на меня осознанным взором.
— Да я бы рада, — огрызнулась я. — Но вы меня как-то не спрашивали, когда втягивали в свою семью. Я не просила тебя преследовать меня. Я не просила тебя притаскивать меня к себе домой. И да, договор заключать обманным путем я тоже никого из вас не просила. Но вы сделали все это, и теперь вам придется меня терпеть, хотите вы того или нет. И знаешь, что самое паршивое? Я бы рада уйти, но вы же меня вернете.
Высказав все это, я намеревалась уйти лечь спать. Да, собиралась вернуться в спальню, лечь под бок к Владимиру и спокойно уснуть, но уже на лестнице меня окликнул пустой, бесцветный голос, который, в общем-то, ко мне и не обращался.
— Миша не мой ребенок, — произнес Михаил, вынуждая меня замереть на месте, а после и вовсе вернуться в гостиную, чтобы сесть в свободное кресло.
— В каком смысле не твой ребенок? — переспросила я, ошеломленная новостью.
— В биологическом.
Говорят, чтобы узнать человека лучше, нужно его напоить. Поить медведя не было нужды, но именно благодаря алкогольному опьянению, которое он заливал все новыми порциями виски, я узнала одну не слишком занимательную историю. Она позволила мне понять Мишу лучше и увидеть совсем с другой стороны.
С такой, с какой бы он даже мог мне понравиться, если бы не был таким засранцем. Если бы я встретила его не сейчас, а гораздо раньше, когда он еще действительно понимал, чего хочет от жизни.
Ему был двадцать один год, когда он влюбился. Влюбился так, как не влюблялся никогда в жизни. В омут с головой — именно так это называют. Для него не существовало никого вокруг. Даже брат отошел на задний план, тогда как отношения с девушкой были для него смыслом его существования.
