Дралась…
Действительно наносила удары, но легче не становилось. Сегодня для меня начался мой личный ад, который закончится еще очень нескоро.
Началось все с того, что Володя попросил меня рассказать о событиях прошлой ночи. Я не утаила ничего, заслужив от мужчины похвалу за сообразительность и крепкие объятия, от которых даже испытала боль, но я желала этой боли, лишь бы всегда так обнимал, лишь бы не расставаться с ним больше.
А дальше я услышала то, что слышать не хотела совершенно и одновременно желала именно этого. Позавчера, когда Володя не вернулся ночевать в особняк, он находился не на увеселительных мероприятиях, а в полиции, давая показания на тех, на кого работал и кому продавал оружие.
Теракт в одном из торговых центров — именно это замыслили нынешние покупатели, которые просили достать им ядерное вещество. Крупный заказ, крупнейший на его памяти, но выполнять он его отказался, за что работодатели и стали на него давить, угрожая не на шутку и даже прибегая к похищению.
Владимир давно хотел завязать с этим делом. В последние годы его мысли только и были что об этом, но мужчина понимал, что выйти ему не дадут. Убьют, потому что свидетелей в живых не оставляют.
Он долго искал безопасные и удобные для себя пути отхода, но таковых не нашел. Был только один шанс действительно выжить — сдать всех и самому неминуемо сесть в тюрьму, лишившись всего, что заработал за годы.
Терять бизнес, дом и деньги ему не хотелось, но сейчас другого выбора не было. Если теракт произойдет, умрут сотни, а то и тысячи ни в чем не повинных людей. Одно дело, когда кто-то покупает оружие для себя — для охраны собственной жизни, и совсем другое — для намеренного убийства.
Моя истерика все-таки закончилась. Тихо всхлипывала в объятиях мужчины, крепко прижимаясь к нему, обнимая и боясь отпустить хоть на мгновение. Не готова была отпустить. Не сейчас, когда только осознала чувства, что несмываемым клеймом отпечатались в груди.
— Миша, Мишка и тетя вылетели из страны еще вчера. Я дам тебе адрес, отправляйся за ними прямо сейчас. Оставаться здесь тебе небезопасно.
— Нет, — я полностью осознавала свой ответ, не желая бросать Володю одного.
— Глупенькая, — гладил он меня по растрепанным волосам. — Тебя же снова могут похитить.
— Ну и пусть! Я еще раз убегу! И еще раз. И еще раз. Буду сбегать столько раз, сколько это потребуется!
— Оля, перестань. Не надо из-за меня разрушать свою жизнь. Я того не стою.
Не ответила, лишь мотнула головой, потому что это он глупый, раз не понимает элементарных вещей. От любви не бегут, ее бережно хранят в своем сердце.
— А давай сбежим вместе? Прямо сейчас! — вдруг осенило меня, и я с надеждой посмотрела в его серые глаза.
— Не могу, Оля. Я главный свидетель и к тому же обвиняемый. Лучше ты…
Договорить ему я не дала. Заткнула рот поцелуем, самым жарким, самым страстным, на какой только была способна. Слезы-предательницы текли по щекам, а я дышала им, запоминала каждую черточку, но долго миловаться нам не дали.
В окно постучался мужчина в штатском, заставив меня вздрогнуть всем телом. Оказалось, что это группа сопровождения, которая ехала вслед за Володей по другой дороге.
Пришлось трогаться с места, но до самого особняка, оцепленного полицейскими, я держала Владимира за руку. И даже после, когда давала показания, когда составляла фотороботы или тихо сидела мышкой, подслушивая не предназначенные для меня беседы.
А потом ходила на суды, встречи с адвокатами, обивала порог СИЗО. Врала, давая показания, говоря о том, что мы уже давно в отношениях, но о том, что Володя торгует оружием, я узнала совсем недавно, когда он поделился со мной желанием обратиться к правоохранительным органам. Немного искажала правду, искренне надеясь, что приговор смягчат, но судья остался неумолим. Его даже справка о беременности не проняла, которую мне изготовила Маришка.
Как оказалось потом, изготовила не зря.
Эпилог
Жара не угнетала — наоборот. Сегодня весь мир словно пел о том, что счастливый день наступил. Голубое небо с белоснежными облаками, яркое теплое солнце и море зелени вокруг.
— Не дави на газ так сильно, — скомандовал папа, на чьих руках лежал маленький спящий сверток.
Они с мамой сидели на заднем сиденье папиной старенькой тарахтелки, тогда как я выполняла сегодня роль водителя.
— Да уже чуть-чуть осталось! — возмутилась я.
И ведь не превышала даже, но для папы я в качестве водителя была то же самое, что обезьяна с гранатой. Особенно после того, как в один из вечеров я поделилась с родителями приключениями последних недель, предшествующих их приезду в особняк Володи. Мне пришлось рассказать, хотя о многом я, конечно же, умолчала. Просто уже надоело им врать, что наша свадьба переносится на неопределенный срок, ведь о причинах у меня спрашивали ежедневно.
Да-да, из столицы я уехала обратно в наш городок, осознавая, что это сумасшествие с журналистами мне просто надоело. Да и не тянула я аренду нормальной квартиры, пописывая коротенькие статейки в интернете. Понимала, что нужно откладывать деньги на будущее, ведь вскоре должен был родиться ребенок. И я откладывала, ни копейки не взяв из той суммы, что до сих пор пылилась на моем счету.
К Володе в тюрьму ездила только в первые месяцы. Сначала он меня прогнал оттуда, когда я приперлась в очередной раз, притаскивая передачку. Накричал, говорил, что не любит, что я ему не нужна, что я должна строить свою жизнь, а не оглядываться на прошлое, но я не поверила ни единому его слову. Он хотел как лучше, считая себя обузой, и я понимала его. Понимала, но подобных суждений не принимала.
Не хочет видеть? Хорошо! Папа тоже может передачки отвозить, пока я пишу письма и высылаю фотографии. Правда, ни на одно письмо Володя мне так и не ответил, да и я ему о беременности не писала. Фотографировалась так, чтобы живот было не видно. Это была моя маленькая месть за то, что выгнал тогда и не дал сказать радостную весть. Да и не хотела, чтобы еще сильнее беспокоился обо мне. Лучше уж сейчас, когда с чистой совестью выйдет на свободу.
Мне-то адвокат регулярно последние новости докладывал, и я знала, что сегодня Владимира выпустят по УДО. Вот и неслась вперед, желая поскорее его увидеть и… обнять. Хотя бы просто обнять.
Припарковавшись чуть в отдалении от ворот, я едва успела выйти из машины, когда массивные железные ворота отъехали в сторону, выпуская Володю. Неслась! Бежала ему навстречу, буквально запрыгнув на обескураженного мужчину, повиснув у него на шее. Целовала. Целовала все, до чего дотягивалась, до тех пор, пока он не сдался, не начал отвечать на поцелуи, сжимая до боли, до хруста моих бедных костей.
— Морковка…
Господи, как я соскучилась по его голосу! По его запаху, по его серым, как грозовое небо, глазам. Слезы радости скользнули по щекам, но я растирала их руками, желая четко видеть дорогого мне человека. Человека, которого я люблю, пусть для осознания этого мне и пришлось совершить глупость.
