Все гадал, неужели ей такая жизнь нравится? Неужели она настолько сильные чувства к нему испытывает? Пустила его домой ночью. Пьяного. Уже женатого на другой. Меня бы никогда не пустила. А его — запросто.
Не нравлюсь ей. Бывает. Надо принять как данность, что никогда не понравлюсь.
Снова разозлился на нее. Или даже разочаровался.
А потом она сама ко мне пришла и попросила о помощи. Внезапно ночью! Не к кому-то, а именно ко мне. Вырваться захотела из всей этой грязи, куда ее затащил мажор. Не по нраву она ей.
Пришла ко мне как к чудовищу, из двух зол выбрала меньшее. Так рыдала, что трахаться со мной придется. Печально было все это наблюдать. Гоблин ведь, на что рассчитывал?
Но то, что решила начать новую жизнь без греков, — отозвалось внутри одобрением и уважением.
Сначала хотел помочь безвозмездно, уж сильно ей страшно было. Как-то стремно пользоваться. А потом… внезапно решился взять то, что предложила.
Сама ведь пришла. Продалась. Почему нет-то? Добровольно со мной никогда не будет. Не захочет, не полюбит.
Но потерпит.
Увидел в спортзале, и крыша окончательно от ее доступности съехала. В тот самый момент, когда Лада подошла и руку на грудь положила. Я просто отпустил себя и сделал то, чего так сильно жаждал все эти годы.
Взял ее. Покорную.
Понравилось очень. Совесть даже заткнулась ненадолго, голову потерял. Только и думал, что рядом она.
Рядом. Рядом. Рядом.
Спит в соседней комнате, потом в машине. В гостинице. В любой момент можно подойти и дотронуться. Моя теперь. Купил, ну и что. Ненадолго, ну и что?!
Моя ведь. Я просто сорвался и ошалел от дозволенного.
И сразу же черту переступил.
На секунду поверил ночью, что ей правда приятно со мной, что влажная для меня. Потянулся, она прогнулась, застонала.
Я ведь до этого старался поменьше ее касаться, не целовать, не трогать особо, чтобы как-то облегчить интимную связь с неприятным человеком. А она между бедер влажная, даже смазка не нужна, хотя взял с собой на море. Тело ведь не обманешь? Тело реагирует, значит, приятно ей.
Когда имя грека услышал, все встало на свои места. Его она любит, его забыть пытается. Человек он — дерьмо. Но сердцу ведь не прикажешь, мне ли не знать?
Разозлился, жалею, конечно. Перекрыло. Больше не допущу. Надо было пойти снова зеркало разбить, я же с ней своими эмоциями поделился.
Права не имел на это никакого.
А потом покорность ее, так желаемая мною, поперек горла встала. Потому что ни одна женщина после такой грубости, не обговоренной заранее, не сделала бы вид, что ничего не случилось. Лишь та, что на грани находится, которая смирится и переступит через себя, свою гордость ради благой цели. Здоровья родителей, например. Пздц. Мой отец в гробу пять раз подряд перевернулся, наверное.
Клянусь, я бы больше не дотронулся до нее ни разу. В машине, когда дрочила мне, сам себя ненавидел, что позволяю ей. Смесь горечи и бешеного счастья — захлебнулся. Вновь не смог отказать себе. Глаза закрыл и чувствовал ее руку. Нежные пальцы. Слушал ее стоны. С ума сходил снова и снова.
А сам бы… никогда не тронул. Я просто… проваливаюсь в водоворот рядом с ней.
Ночевать остался у родственников. Знал, что, если вернусь домой, к ней в спальню зайду. И она не откажет. Вот только одной ее покорности мне стало мало.
А может, всегда было недостаточно?
Я… даже не думал, что в ответ полюбит. Это что-то из рода фантастики со мной случилось.
Так сильно полюбить взаимно. За что она меня только? Не понимаю.
Но верю. Ее чувства — не самообман, они настоящие. Идиотом надо быть, чтобы перепутать. Я четко видел страх в ее глазах, напускную покорность «для дела». Сейчас Лада искренняя. Нагловатая. Настоящая.
Обожаю.
— Кирилл, ты гладишь меня по заднице, — говорит она.
Мы стоим на том же самом пирсе, на котором обнимались в нашу первую поездку сюда.
— Я знаю, — отвечаю. — Не обращай внимания.
— Нас заметят, фоточки напечатают в газете, тебя уволят за непотребное поведение.
— Скорее бы. Столько времени появится гладить тебя.
— По заднице.
— В том числе.
— Даже не верится, что сегодня ты, наконец-то, будешь сверху.
Смеюсь.
— Дурацкая поза. Контролировать ситуацию невозможно, ни потрогать, ни зрительно оценить происходящее. Просто лежишь, и все.
— Потрясающие ощущения, когда ни о чем не думаешь, особенно о контроле, а просто обнимаешься, — она злорадствует. — Можно гладить друг друга, целоваться.
— Тебе лишь бы целоваться.
— Мне лишь бы с тобой, — шепчет она.
— Ты меня не боишься теперь? Скажи только честно. — Потом добавляю поспешно: — Мне нужно знать перед предстоящей ночью. Ответственность, сама понимаешь. Я ведь хочу, чтобы тебе понравилось. А для этого ты должна доверять мне полностью.
— Я тебя простила, — говорит она мягко. — Давно уже.
Я слегка округляю глаза. Мы оба сейчас не об анале, а о принуждении, с которого у нас все началось.
— Спасибо, — отвечаю я, отпуская на волю добрую половину своих призраков. Пусть уходят с миром.
— А ты меня? Не отрицай, тоже было за что.
— Конечно. Всегда — сразу же.
Глава 60
Лада
— Ну что, как ты? — спрашивает Кирилл. Он, в легкой куртке и без штанов, курит на балконе. Бортики здесь высокие, поэтому с виду он выглядит прилично.
Как и всегда — только с виду.
Вообще, зрелище забавное. Так и хочется шлепнуть уважаемого судью по упругой заднице. На улице плюс восемнадцать, довольно зябко, поэтому я в штанах и толстовке.
Подхожу и обнимаю его со спины. Грею.
— Хорошо. Мне все понравилось, — улыбаюсь, следя за движением его руки с сигаретой. Заглядываю в лицо.
— Я знаю, — говорит он, выпуская дым изо рта и носа одновременно.
— Однажды твое эго не выдержит и попросту лопнет. — Все же позволяю себе ущипнуть его, Кирилл слегка улыбается.
— У моего эго колоссальный потенциал.
Я зажмуриваюсь и вспоминаю его ласки. Его губы, пальцы. Вес его тела. Его успокаивающий шепот. Вспоминаю и сильнее прижимаюсь к его спине. Обнимаю крепче.
— Ты дрожишь? — спрашивает он. — Я бы поделился курткой, но…
— Не от холода, — поспешно перебиваю. — Немного и правда дрожу. Вспоминаю, как мы это делали.
