Пока я наблюдал, как Владимир свет Игоревич поднимается на борт своего бывшего «кита», его матросы под предводительством оставшихся офицеров успели покинуть площадь, полагаю, из опасения, что отобравший у них дирижабль, противник может открыть по ним артиллерийский огонь.
— Почему они не включают основные двигатели? — удивилась Алёна, глядя, как «Феникс» неуверенно и тяжело поднимается вверх.
— А кто бы их научил? — пожал я плечами. — Это ж не «Мурена», милая. Одним переключением тумблера двигатель «кита» не завести. Вот и ползут они на одном нагнетателе, в аварийном режиме, на малой высоте…
— Ты… поэтому? Ну, конечно! — Алёна хлопнула себя боевой перчаткой по лбу. Звук от соприкосновения шершавой, усиленной металлическими вставками кожи о не менее металлическую поверхность шлема, вышел звонким. — Рвануть нагнетатель и никуда они отсюда не денутся… А как же Хельга?
— Мы решим этот вопрос, — ощерился я. Очевидно, что-то в моём голосе Алёне не понравилось, потому как она оторвалась от перископа и смерила меня долгим взглядом.
— Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь… — протянула невеста.
— А уж как я надеюсь, — буркнул я себе под нос, но тут же встряхнулся. — Так, вышли на позицию. Наводчик — цель твоя.
— Есть! — звонко откликнулась Алёна и, щёлкнув тумблером, вновь уставилась в зеркало перископа, тут же раскрасившееся чёрными линиями прицельной сетки.
— Боевая?
— Боевая готова. Носовые заряжены. Первый, третий — тип один. Второй — тип три.
— Цель прямо по курсу. Относительная скорость — шестнадцать узлов. Относительная высота — ноль. Расстояние — пять кабельтовых. Сокращается… — затараторила в трубу переговорника Алёна и, неожиданно хихикнув, добавила: — полигонные условия, братик. Промажешь — прибью!
Впрочем, уже через секунду, она вернулась к обычному деловитому тону и вновь в трубу переговорника понеслись цифры точного целеуказания.
— Принял. Данные введены, аппараты готовы, — отозвался Алексей.
— Внимание экипажу! Выходим из режима маскировки. Фёдор, готовься к открытию огня, — произнёс я, одновременно щелкая соответствующим тумблером.
— Принял, — сейчас в голосе младшего Трефилова не было и намёка на весёлость.
— Первый носовой… пли, — выдохнул я. Над головой глухо бумкнуло и торпеда устремилась к цели, серебристой молнией мелькнув в обзоре рубки.
Маячившему в каком-то кабельтове от нас, «Фениксу» будто молотом по носу приложили. Трёхтысячник вздрогнул…
— Наводчик. Уточнение по второй цели! — рявкнул я и Алёнка, тряхнув головой, отвлеклась от созерцания огненного цветка, распустившегося на носовой части «китового» купола. Миг, и она уже диктует уточнённые целеуказания в переговорник.
— Принял! — донёсся до меня по вопилке голос Алексея. — Аппарат готов!
— Второй… пли!
Над головой опять тихо бумкнуло и следующая торпеда помчалась к цели. Промахнуться с такого расстояния было невозможно и, спустя пару секунд из широкого зева нагнетателя, расположенного прямо под куполом «Феникса», вырвался длинный язык пламени, в свете которого я даже с расстояния в сто с лишним метров рассмотрел замершие на мостике «кита» фигуры… и выражения их лиц. Спасибо окулярам шлема, способным не только видеть в темноте, но и работать как плохенький, почти театральный, но всё же бинокль.
— Фёдор?
— Никакого движения, шкипер! — отозвался тот. — Орудия «кита» в походном положении, бронестворки закрыты.
— Контролируй их! Вячеслав, Алексей, наш выход! Пулемёты в руки и бегом на выноску! Возьмём это корыто на абордаж! — я повернулся к Алёне. — Всегда мечтал это сказать! Милая, остаёшься за главную. Не давай Федьке играться с пушкой без дела.
— А ты… — поняв, к чему я веду, невеста осеклась и вздохнула. — Ты неисправим. Что мне отвечать, если они попытаются нас вызвать по радиотелеграфу?
— Ничего, — покачал я головой. — Сохраняй загадочное молчание.
— У тебя совершенно идиотские планы, дорогой, знаешь? — проговорила она. Я пожал плечами и, подхватив с оружейной стойки лёгкий автомат, отворил люк, ведущий на открытую часть мостика.
Не прошло и минуты, как носовая якорная пушка выстрелила в сторону гондолы болтающегося без хода «Феникса», и мы со старшими братьями Трефиловыми скользнули по протянувшемуся тросу к цели.
* * *
Когда Хельга услышала в докладе Полукварты капитану о рабах… ну да, у неё снова «сорвало крышу», по меткому выражению братца. Бешенство застило глаза алой пеленой и, схватив давно ставшие привычными пистолеты, она рванулась в бой, невзирая на приказы и окрики. Это было сильнее её.
Не удивительно, что в таком состоянии, она оказалась лёгкой добычей для островитян и то… то, что произошло дальше, стало закономерным итогом её несдержанности. Пусть в своём гневе она успела уничтожить четырёх рабовладельцев, это не отменяло конечного результата. Её захватили и… использовали как заложника.
Словно во сне, она наблюдала, как мрачнеет лицо мужа, увидевшего её в руках этого урода, связанной с приставленным к голове револьвером. Хельга почти не слышала, о чём они говорят, точнее, до неё просто не доходил смысл слов, сливавшихся в один неумолчный бессмысленный гул.
Нет, она не сдалась и пыталась вырваться! Но даже электрический разряд, пущенный в тело удерживающего её островитянина, не позволил ей выкрутиться из крепкой хватки. Да он даже не заметил её потуг! Должно быть, благодаря костюму, чем-то похожему на матросские «шкуры» для наружных работ на высоте и абордажа. А ещё ей было стыдно. Мучительно стыдно за то, что снова подвела дорогого человека.
А когда она увидела, что Владимир, её Володя, вместо того, чтобы отдать приказ на открытие огня, опустил руки и отдал захватчикам «Феникс», то поняла, что в будущем никогда больше не сможет посмотреть в глаза мужа… если оно, это самое будущее, вообще у них будет.
Толпа весёлых, довольных «спасением» боевиков, заполонивших нижнюю палубу «кита», через которую её протащил всё тот же здоровяк в «шкуре», уже не произвела на Хельгу никакого впечатления. Она лишь проводила взглядом отконвоированного в машинный зал мужа, уже схлопотавшего по лицу от кого-то из захватчиков… и впала в ступор, из которого её не вывела даже отвешенная пленителем пощёчина. Механически переставляя ноги, она выполнила приказ захватившего её урода, требовавшего провести его на мостик, и замерла у штурманского стола.
В голове Хельги Завидич, с методичностью пневматического отбойного молотка билась одна-единственная мысль: «Всё кончено».
И не было ей дела ни до взбудораженного, то и дело похохатывающего островитянина, мечущегося по мостику «Феникса», ни до двух его помощников, поедающих жадными похотливыми взглядами её затянутую в щёгольскую форму фигурку. Подвела, не справилась. Снова.
Из этого состояния её вытащил резанувший по сердцу чувством вины голос мужа, донёсшийся по «вопилке». Повинуясь ему, Хельга механически начала подготовку к аварийному полёту. Руки щёлкали тумблерами, пустой взгляд скользил по циферблатам приборов, губы диктовали в трубу переговорника данные для контролирующего её действия из машинного зала Владимира, а мозг вновь начал погружаться в черноту отчаяния. Не истерящего, заходящегося в слезах, деятельного чувства, но в холодную, неподвижную пучину.
