Глава 31
Я не знаю, как описать то, что пережила обычными словами. Как будто выдернули мое сердце — это звучит слишком, но ровно такое ощущение и было. Даже в момент, когда я была без сознания, когда действовал наркоз, я вообще не чувствовала, как оно бьется. Все замерло, остановилось от ужаса и когда реальность понемногу начала возвращаться, то самой первой моей мыслью было «Что с ребенком?». Я не поверила сначала ни Марату, ни медсестрам, ни врачу. Боялась даже думать, что на самом деле он погиб. А потом просто не могла поверить своему счастью. Живой! Живой!
Врач рекомендовал как можно раньше начинать ходить после операции. И я знала, что должна его слушаться. Просто потому, что когда мне разрешат увидеть моего малыша, я должна прийти к нему, как бы плохо не было. Хотя бы через стекло посмотреть на него, хотя бы в боксе увидеть. Понять, что он жив, что с ним все хорошо, что моя кроха цела, что он дышит, мой сынок…
Когда наркоз начал отпускать, мне хотелось выть от боли, потому что уколы с анальгетиками почти не действовали. Но я молчала. Почему-то думала, что эта боль — это наказание за то, что не смогла сберечь своего ребенка. Мне-то что, я все, что угодно перетерплю, только бы со здоровьем малыша было все в порядке. Я ведь не дура, понимаю — недоношенный ребенок, семь с половиной месяцев, какую угодно патологию могут найти. И мысленно я готовила себя даже к самому плохому сценарию и одновременно боялась этой мысли до дрожи в руках. Пусть лучше я буду страдать, пусть мне будет больно, только не моему маленькому. Он не заслужил такого.
И когда после обследования врач пришел и сказал, что мой мальчик развит нормально, что скоро научится сам дышать и есть не через зонд, я просто не выдержала. До этого старалась держаться, а после этих слов разрыдалась в голос. Ревела так, что из соседних палат прибежали спросить, все ли хорошо, а медсестре вообще пришлось вколоть мне успокоительное.
Хорошо, что рядом все это время находился Марат. Не знаю, уезжал ли он куда-нибудь, когда я спала, или нет, но когда я просыпалась, Покровский неизменно сидел возле постели. И всегда держал меня за руку. Так осторожно, даже мягко, но в то же время я чувствовала его мощную ауру, которая бывает у таких сильных мужчин, и меня это успокаивало.
Про Славу я не спрашивала. Ее судьба мне была неинтересна. Я так старалась, чтобы Артем чаще с ней виделся, чтобы Марат не был строг с ней и не забирал ребенка, а в итоге чуть не поплатилась за свою же доброту жизнью сына. Скорее всего, Слава была абсолютно не в себе, когда схватилась за нож, но разве мне легче от этой мысли? Иногда я даже оправдывала ее тем, что у нее что-то не так с психикой, что она сама в произошедшем не виновата, только ее болезнь. Но потом приходили совсем другие мысли. А что если бы она ткнула ниже? Если бы решила провести лезвием вверх или вниз? Что если в порыве помешательства пырнула бы Тёмку?
Словом, я не знала, как относиться к Славе — ненавидела ее и одновременно жалела.
— Проснулась? — вырвал меня из мыслей голос Покровского.
Я чуть вздрогнула и слегка приподняла уголки губ в улыбке. Марат сам задремал рядом с постелью и сейчас, когда проснулся, выглядел безумно уставшим и таким… родным.
— У тебя прядки седые в волосах, — вместо ответа хрипло сказала я. Пока я лежала и думала обо всем, и правда заметила в темной шевелюре Марата несколько светлых нитей.
— Не бери в голову.
— Испугался?
Спросила, а сама смотрю на него во все глаза. Разве же мужчина признается, что ему бывает страшно в моменты, когда от него ничего не зависит? Но Покровский переплел наши пальцы и покачал головой:
— Впервые так сильно, Аня.
Я шумно сглотнула, когда Марат накрыл мою руку второй ладонью, и поспешила перевести разговор:
— Как там Тёма?
— Почти не разговаривает. Не заикается от испуга, но все равно слишком тихий. Агата сказала, что он часто плачет и все время просится к тебе.
— Так привези его.
— Не знаю, стоит ли. Ты все-таки после операции еще не восстановилась, — с сомнением покачал головой Покровский.
— Привези, Марат. И сам поезжай домой. Побудь с ним, ты ему очень нужен, — возразила я в ответ.
— С Тёмкой сейчас Агата.
— Все равно. Он всегда очень тянулся к тебе. Ты ему нужен. Наверняка он чувствует себя совсем одиноко. А после того, что видел, ему страшно, он же маленький еще.
— Я… что-то я не подумал совсем, — мужчина сразу же нахмурился и потер задумчиво небритый подбородок.
— Поезжай сейчас домой. Уже как раз вечер. Только вызови такси, не садись сам за руль. Не хватало, чтобы уснул прямо на ходу.
— Наверное так и сделаю.
Мы помолчали минуту и я наконец решилась.
— Ты помирился с мамой? — спросила осторожно.
— Ну… помирился это слишком громко сказано.
— Я рада, Марат. Ей ты тоже очень нужен. Поезжай домой. Все ведь уже хорошо. Я пусть и медленно, но хожу, за малышом присматривают. Врач сказал, что его из реанимации сегодня или завтра переведут в отдел патологии. Можно будет сходить хотя бы посмотреть на него…
— Если разрешат, сходим обязательно, — мягко произнес он, погладив ласково большим пальцем по руке, — Ты уверена, что мне лучше уехать?
— Тебе надо отдохнуть и хоть немного нормально поспать. Не переживай за меня, все будет в порядке. И… поцелуй за меня Тёмку. Скажи, что я очень его люблю.
— Скажу, — улыбнулся Покровский и поднялся со своего места, — Я оставлю тебе свой телефон. Если что, звони на номер Агаты. А завтра привезу и твой телефон, и вещи, договорились?
— Договорились, — кивнула я.
Вообще-то, зная Марата, расставались мы точно ненадолго, так что и смартфон по сути был не нужен. Но перечить я не стала. Просто понимала, что ему, как мужчине, важно знать, что он хоть как-то держит все под контролем. А раз ему так спокойнее, то пусть будет, как хочет.
Уже в дверях Покровский остановился и обернулся ко мне.
— Знаешь, я подумал, что Максим — очень хорошее имя для сына, — сказал он и улыбнулся, — спокойной ночи, Аня.
