— Тест ДНК показал, что мой, — равнодушно пожал плечами Марат.
— Он не может быть твоим! Я знаю, кто его настоящий отец, ясно тебе?
— Есть бумага с официальными доказательствами. А твоим показаниям после такого диагноза никто не поверит, — произнес Покровский и не выдержал, подался вперед, — Скажи, неужели тебе станет лучше, если ты будешь знать, что Артем живет не со мной? Если ты будешь знать, что он в детском доме, совсем один?
— Да где угодно, лишь бы не с тобой! — выпалила Слава, глядя на него с ненавистью, но тут же приняла страдальческий вид и умоляюще попросила, — Марат, пожалуйста, вытащи меня отсюда. Клянусь, я больше не сунусь к вам. Можешь оставить Артема себе, но я не могу тут жить! Я хочу выйти! Я не заслуживаю такой жизни!
— Тебе очень повезло, что ты не окажешься в тюрьме, а суд назначит тебе принудительное лечение в психушке. Возможно, вылечиться. Тут у тебя хотя бы есть шанс выжить, а в женской тюрьме вряд ли прощают подобное, — хмыкнул Марат. Хотел сказать о том, что на самом деле позаботится об Артеме, но, похоже, Слава сейчас больше переживала не о нем, а о себе, так что говорить что-либо было бесполезно.
— Подожди! — запаниковала она, когда увидела, что Покровский поднялся и направился к выходу, — Я на все, что угодно готова! Хочешь, стану твоей любовницей? Навсегда, Марат! Мы же так любили друг друга, ты помнишь?
Мужчина остановился, как вкопанный, обернулся и смерил бывшую жену презрительно-удивленным взглядом. Даже слов не нашел, что сказать бывшей жене, просто развернулся и вышел из камеры.
*******
Кипевшая в венах ярость бурлила весь вечер. Марат провертелся в постели половину ночи без сна, размышляя над тем, что произошло за день. Неужели Слава действительно ожидала, что вот так просто сможет откупиться от всего, что сотворила? Просто стать любовницей! В конце концов, отчаявшись, она предложила все, что у нее было — сначала сына, а потом себя.
Сначала сына и только потом себя.
Для нее важнее она сама и только потом ребенок. Поневоле Марат сравнивал двух своих женщин — Славу и Аню. И одна из них проигрывала по всем фронтам. А вторая… к ней он прилетел сразу после обхода врачей. Для Покровского этим было все сказано.
— Ну что? Разрешили? — с порога спросил он.
И понял ответ по ее горящим глазам, по тому, с каким волнением она торопливо слезала с кровати. Он говорил с врачом, знал, что шов заживает хорошо, но боль все равно еще присутствует, поэтому попытался успокоить ее, как мог. Да он и сам волновался, когда они шли рука об руку по отделению патологии.
— Сказали, что он в тридцать шестой лежит, в третьем боксе.
Внутрь их бы не пустили, максимум, который сейчас был возможен — просто постоять у окна палаты и через стекло понаблюдать за ребенком. Марат даже не понял, что последние шаги они оба пробежали почти бегом.
— Господи, какой маленький, — сдавленно прошептала Аня и прижала руку ко рту.
Покровский нашел взглядом третий бокс. Малыш лежал внутри, шевеля ручками и ножками и был правда меньше, чем обычные младенцы. Да, ему уже объяснили, что это нормально для недоношенного ребенка, но сердце все равно екнуло. В этот момент Марат не раздумывал. Привлек Аню к себе, заключил в крепкие объятия и уткнулся носом в макушку.
— Все будет хорошо, Аня, слышишь?
— Я… знаю… все в отделении успокаивают меня — и девчонки из соседних палат, и медсестры, и врачи. Все говорят, что ребенок быстро наберет вес, что он здоровенький и надо радоваться. А я не могу, — всхлипнула она, — у меня сердце разрывается, так хочется прижать его к себе, самой покормить, убаюкать. Даже если он будет плакать я его на руки взять не смогу, даже коснуться не, потому что пока запрещено!
И вот сейчас Покровскому самому стало хреново. Он сам успел полюбить этого человечка, такого странного и совсем маленького. Но Аня ощущала все куда острее, чем он.
— Я поговорю еще с врачом, попрошу его, чтобы разрешил…
— Нет! — отрезала категорично Аня, отстранилась, серьезно посмотрела ему в глаза и повторила, — Нет, Марат! Я не хочу навредить Максиму. Если врачи говорят, что пока нельзя, что пока лучше ему находиться в боксе, значит, так нужно. Я не враг своему ребенку, не стану вредить ему только из-за того, что хочу скорее взять его на руки.
Покровский посмотрел в глаза этой женщины и впервые понял, насколько в ней твердый стержень. Нежная, сострадательная, заботливая. Хрупкая. И вместе с этим она была такой сильной, как никто в этом мире.
— Хорошо, Аня, — улыбнулся он и мягко привлек к себе, — тогда мы будем просто ждать.
Он готов был стоять возле стекла комнаты хоть вечность. Просто потому, что не мог и не хотел оставлять ее одну, когда она так сильно нуждалась в опоре и защите. Просто потому, что ему впервые захотелось кого-то оберегать.
И речь шла не только о сыне.
Глава 33
Я провела в больнице почти полтора месяца. И зря переживала первые дни, потому что в отделении патологии моего малыша не продержали долго. Макс оказался крепким и здоровым ребенком, только беспокойным немного. Развивался нормально, а еще хорошо кушал и быстро прибавлял вес. Я не могла дождаться, когда сама смогу покормить грудью малыша, а когда это случилось, то чуть не расплакалась от счастья.
Все дни до выписки я провела в палате с сыном. Другие мамы иногда просили забрать малышей ненадолго, чтобы вздремнуть хотя бы пару часов, но я просто физически не могла оторваться от него. Училась пеленать, правильно держать, кормить, а когда Максим засыпал, старалась не поспать лишнюю минутку, а посмотреть на него еще хоть чуть-чуть. Правда, с момента, когда со мной в палате начал лежать сын, сюда уже никого не пускали, как Покровский ни старался. Но я и сама не хотела, чтобы кроха заразился каким-то вирусом, ведь иммунитет у него только формировался. Так что буквально заставила его смотреть за Тёмкой, а не ругаться с врачами под окнами больницы.
Выписка была просто фееричной! Ясное дело, что пришли и Артемка, и Морозовы, и Агата, но Покровский еще и с работы каких-то деловых партнеров пригласил. “Тесный семейный круг”, состоящий из двадцати человек, не считая двух фотографов и одного оператора, больше походил на цыганский табор. Коней только не хватало и разудалых песен. Зато радостных криков, хлопушек с конфетти, цветов и шариков было предостаточно. Я даже растерялась, когда вышла в приемный покой с голубым свертком в руках.
