Со смертью приёмной мамы количество людей, которым я была нужна, превратилось в круглый и абсолютный нуль.
У меня не было выбора.
Осознание этого внезапно промелькнуло в моей голове.
— Зачем тебе ребёнок? — устало спросила я.
— Можешь мне не верить, но я люблю детей, — не задумываясь, ответил Покровский. — А тот самый, как ты выразилась, эмбрион ни в чём не виноват. Есть ты и есть я. Случайно столкнувшиеся при неприятных обстоятельствах. Результат — ребёнок. Сделано много всего со знаком «минус»… Не хочется добавлять сюда ещё и убийство.
— Это не убийство!
— Убийство! — жёстким голосом возразил Покровский. — Ты хочешь убить крошечного, ни в чём не повинного человечка!
Холодом, сквозившим в словах Покровского, можно было замораживать намертво. Он не имел права вынуждать меня, заставлять поступать так, как не хочется мне.
Но всё равно поступал так, как того хотелось ему.
После его гневной и в чём-то справедливой тирады в горле начало першить. Я повернулась лицом к лёгкому морозному ветру, чтобы он выстудил горячие слёзы, выступившие на глазах.
— Я не позволю тебе убить своего ребёнка, Алёна.
— Ты говоришь только о себе и о своих желаниях. Не считаясь с моей жизнью.
— Я узнал многое о твоей жизни. Ни семьи, ни мужа, ни даже мужчины. Иначе бы он давно разобрался с твоим недо-братом. Ты не потеряешь ничего, Алёна. Избавишься от нежеланного ребёнка и встанешь на ноги так устойчиво, как тебе никогда не встать самой.
— Покупаешь меня с потрохами?
— Заключаю сделку, — поправил меня Покровский. — И заметь, я никогда так долго не уговариваю потенциального партнёра.
— Я польщена, — вяло усмехнулась я. — А если я не рожу? Допустим, просто не смогу выносить нужного тебе ребёнка? Такой вариант ты не рассматривал?
— Родишь. У тебя будут лучшие условия и врачи. У тебя будет всё. В обмен на ребёнка. На нежеланного тобой ребёнка, — подчёркнул Покровский. — Согласна?
Повисла пауза. Молчаливая, но многозначительная. Я хаотично перебирала в уме варианты спасения или побега. Ни один из них не казался мне надёжным.
Просто золотой мальчик захотел ребёнка — и он получит младенца, даже если для этого придётся заставить крутиться весь мир только вокруг него.
Я ещё не знала, как это будет выглядеть и чем мне это грозит. Обречённо разомкнула губы, чтобы вымолвить короткое согласие, но нас прервали.
— Арсений? — послышался резкий мужской голос.
Покровский удивлённо. Незнакомец направлялся в нашу сторону.
— Что ты здесь делаешь? — нахмурился Арсений.
Я сравнила мужчин. Они были очень сильно похожи. Братья? Судя по всему, подошедший мужчина приходился старшим братом Арсению.
Он был недоволен. Скользнул по мне удивлённым и раздражённым взглядом, вопросительно уставившись на Арсения.
— Что здесь происходит?
— Кажется, я первым задал тебе вопрос, Ваня. Или нет?
Иван небрежно кивнул в мою сторону:
— Это и есть твоё серьёзное дело?
— Да. И, пожалуй, самое важное на сегодняшний день, — спокойно ответил Арсений.
— Тебе не кажется, что я решил его месяц назад? Нет? Какого хрена ты поднимаешь эту муть? — тихо, но злобно спросил Иван.
Он едва посмотрел в мою сторону. Его пренебрежение скатывалось по мне отрезвляющими каплями. Я думала, что Арсений Покровский — высокомерный ублюдок. Но его брат был гораздо хуже. Он меня даже за человека не считал.
Он говорит так, словно я была мятым фантиком или кучкой мусора, случайно оказавшейся на пути.
— Да, — громко и уверенно сказала я.
Арсений и Иван повернулись в мою сторону. Арсений — с облегчённой и радостной улыбкой на лице, а Иван — с недоумённым выражением в карих глазах.
— Я согласна, — обратилась к Арсению. — Но с условием, что ты ко мне больше и пальцем не притронешься.
17. Арсений
Согласие Алёны взорвалось внутри ярким салютом.
Радость, облегчение или торжество от победы в сложном вопросе? Непонятно, чего больше.
Я разглядывал светлое лицо девушки с лёгкими тенями, залёгшими под глазами и улыбался.
— Не понял. Арсений! — прошипел Ваня и оттащил меня в сторону. — Что за цирк ты здесь устроил?
— Вань, отвали. Давай, не сейчас? Мне надо с Алёной поговорить. О ребёнке.
— С Алёной? О ребёнке? О каком, на хуй, ребёнке?
— О моём, представь себе, ребёнке.
Ваня нервно провёл по коротким волосам ладонью.
— Арс, ты меня поражаешь! Я подчистил за тобой всё дерьмо. Я все связи поднял, чтобы не делали записи медицинского освидетельствования об изнасиловании, чтобы менты и кончиком пальца не пошевелили! А ты всё это просадил за один день? Ты в своём уме?
— Вань, я сам разберусь, хорошо?
Я двинулся в сторону Алёны, дожидающейся меня в отдалении. Мне было приятно услышать её «да». Нужно ещё что-то сделать с тем, что Алёна шарахается от меня в сторону, как от чумы. Но с этим я планировал разобраться позднее.
Главное, не гнать волну и не срываться, чтобы не спугнуть девушку.
Старший брат словил меня за рукав, дёрнув на себя.
— Не дёргай меня. Я не щенок. Сам разберусь. Это моё дело.
— Ты, блядь, столько наследил, что тебя надо как щенка, мордой в лужу тыкать!
— Следи за языком, Ваня.
— Арс, послушай. Мой тебе совет. Оплати ей аборт и дай хорошие откупные.
— Сам решу, что мне делать. Не лезь.
— Ребёнка, значит, захотел оставить. Уверен, что он твой? — рассмеялся Иван. — Подумай хорошенько! Вдруг она на твою Милу не только мордашкой похожа, но и блядливым характером?
Старший брат перешёл допустимую границу. Я разъярился быстрее, чем успел подумать, стоит ли это делать. Кулак впечатался в скулу брата. Он среагировал молниеносно и ударил меня в ответ, разбив губу.
У Вани тяжёлый, хорошо поставленный удар. Он занимался боксом в прошлом. Старший брат знал, как и куда бить. Я очень хорошо прочувствовал его мастерство на себе. Челюсть свело болью.
Но останавливаться я не намеревался. Я испытывал необходимость в действии — бить, изводить ядовитую злость в ударах.
— Остынь! — рявкнул брат, поняв, что он меня только раззадорил своим ударом. — Остынь!
Иван отошёл, стирая кровь. Старший брат посмотрел на меня, как на слабоумного идиота.
— Ты совсем с катушек слетел, Арсений, — потом махнул рукой. — Поступай, как знаешь. Но не задохнись под грузом проблем.
