Я хотела спросить, кто сможет прижать говнюка вроде самого Арсения, но сдержалась в самый последний момент.
Арсений верно расценил моё молчание и понял смысл взгляда. Покровский приблизился ко мне, выдыхая мне в губы:
— Давай же, несмелая бабочка, расскажи, какое я чудовище? Ну? Можешь обозвать меня парочкой неласковых прозвищ!
— Ты превратился в мазохиста? — спросила, стараясь не вдыхать яд его горячего, свежего дыхания.
— Ещё нет, — перевел взгляд на мои губы. — Но мне нравится, когда женщина сверху.
Напряжение от фривольного намёка Арсения стало колоссальным. Оно было плотным — ещё бы чуть-чуть и посыпались искры.
Арсений не отрывал взгляда от моего лица. Внезапно погладил меня по щеке, спускаясь на подбородок.
Большой палец Покровского медленно скользнул по моим губам, пока я жадно глотала воздух. Он внезапно стал невыносимо тяжёлым и обжигающе горячим.
В груди запульсировало предвкушение.
Я ещё никогда не испытывала таких противоречивых чувств. Мне было страшно, и в то же я застыла в ожидании чего-то нового, неиспытанного ещё ни разу.
Не могла пошевелить и пальцем. Покровский улыбнулся.
Сукин сын знал, какое впечатление он производит на женщин. Сейчас он нагло этим пользовался. Я сглотнула ком в горле, пытаясь сбросить наваждение и в следующее мгновение услышала обжигающий шёпот у своего уха:
— Я же у тебя первый, Бабочка. Хочу стать первым во всём.
Медленный, вводящий в транс шёпот. Изучающий пределы дозволенного.
Я задышала чаще, чувствуя себя загнанной в ловушку чересчур опытного охотника и коллекционера побед над женскими сердцами.
Кожа покрылась мурашками. Не от холода, а от близости мужчины.
Арсений это прекрасно понимал. Я судорожно всхлипнула, отодвигаясь. Рвано вдохнула, пытаясь унять бешено колотящееся сердце.
Я уже пожалела о том, что дала добровольное согласие на сделку. Мне вдруг показалось, что я продала душу дьяволу. А он не торопится сжирать её целиком, смакует каждый кусочек, наслаждаясь своим торжеством.
— Сделки не будет, если ты не перестанешь меня провоцировать, — едва слышно сказала я, цепляясь пальцами за кожаное сиденье.
— Состоится. Рекомендую подумать о том, что ты хочешь получить взамен, — подмигнул Арсений и развалился на сиденье, почти полулёжа.
Потёр виски и переносицу пальцами, словно смертельно устал.
— Чёрт. Ещё сорок дней, — поморщился он и приоткрывл глаза, посмотрев на меня. — Это я не тебе говорю, Алёна.
— Я уже поняла.
Я отвернулась, разглядывая вечерние огни города.
Покровский сидел н расстоянии от меня. Он не пытался приблизиться ни на сантиметр, но я хорошо ощущала его присутствие. Всей кожей.
Как я смогу провести с ним в одном доме девять месяцев, если меня даже через несколько минут рядом с ним начинает давить прессом его внимания?
20. Алёна
В ресторане Покровский помог избавиться от пуховика, пристально оглядел меня с ног до головы, оценивая тёмно-синее платье, сидящее на мне.
На мне надето только платье с открытыми плечами, а волосы собраны в хвост.
Я нарочно не стала краситься и надевать украшения. Не надевать же массивную бижутерию. Она смотрелась бы дёшево.
А тонкая золотая цепочка, подаренная приёмной мамой, лежит на дне сумочки в бархатной, но уже потрепавшейся коробочке.
Перед входом в ресторанный зал Покровский медлил. Он отстал на пару шагов и осматривал меня, словно что-то решая.
— В чём дело? Недостаточно статусно одета?
— Это поправимо. То, что надето на тебе сейчас, безумно идёт тебе.
— Не рассыпайся в комплиментах, Арсений.
— Это чистая правда. Но ты можешь думать так, как тебе вздумается.
Арсения хорошо знали в этом заведении. По тому, как он держится, можно понять, что Покровский любил здесь бывать.
Я оттолкнула от себя меню, не желая смотреть на количество нулей, от которого мне станет тошно.
— Выбери что-нибудь на свой вкус.
— Хм… Ты любишь мясо? Баранину? — уточнил Покровский. — Здесь хорошо готовят ягнёнка в медовом соусе и…
Он перечислял блюда и улыбался, слегка размахивал пальцами при разговоре, словно плёл паутину.
— Выбери на свой вкус, пожалуйста!
— Но я хочу угодить тебе…
— Это легко. Исчезни навсегда!
— Увы! Я не волшебник. Я только учусь… Не хочешь выбирать, значит, попробуешь ягнёнка. — Покровский сделал заказ, уточняя, что мы обойдёмся без спиртного. — Ты уже думала над тем, что хочешь получить после рождения ребёнка? Бизнес? Недвижимость? Или просто деньги. Сколько?
Арсений легко чеканил слова. В этот момент я почувствовала себя торговцем людьми с внезапно проснувшейся совестью.
— Не думала.
— Рекомендую подумать. Скоро заключим договор. Но прежде хотелось бы обсудить все нюансы. Денежные, в том числе. Я помогу тебе решить вопрос с твоим братом. Это будет просто маленьким, но приятным бонусом. Район дерьмовый. Но ты всегда сможешь сдавать эту квартиру, если захочешь. Может быть, по окончанию срока договора обеспечить тебя жильём? Или ты просто хочешь получить круглую сумму на свой банковский счёт?
Я мгновенно потерялась в водовороте цифр и смелых обещаний. Я не привыкла так! Не привыкла торговать собой.
Ведь именно это Арсений и делал сейчас — покупал меня.
Я заглянула в его ледяные глаза, горящие решительностью.
Поправочка — уже купил. Заранее согласившись с любой ценой, которую я бы ни запросила.
— Мне нужно время подумать, — попросила я.
— Хорошо. Но советую не затягивать.
Покровский благодарно кивнул официанту, расставляющему блюда высокой кухни на столе.
— Через день я отвезу тебя в клинику, чтобы тебя взяли под наблюдение хорошие специалисты. Есть ещё несколько нюансов, которые лучше обсудить на берегу. Всё запишем в договоре. Так у тебя будут гарантии. Сможешь чувствовать себя увереннее, Бабочка.
— Не надо давать мне прозвищ.
— Ты на самом деле похожа на бабочку, пугливую и довольно редкую.
Я рассмеялась, понимая, что в этот момент Арсений голодно смотрел на мои губы.
— Не смотри на меня так. Я не хочу, чтобы ты меня касался. Это, надеюсь, тоже можно будет прописать в договоре. Запрет на прикосновения.
— С небольшой оговоркой. Вдруг ты сама этого захочешь?
— Никогда! — выпалила я, сжимая пальцы на ножке бокала с водой. — Тебя. Никогда. Ни за что.
