Симонетта колебалась: открыться отцу или не стоит? Затем приняла решение ничего не говорить и поспешила поддержать разговор:
— Картины изумительные, папа. Я в восторге от них.
— Полагаю, «Лето» — одна из лучших работ Моне на сегодня, — проговорил герцог, словно размышляя вслух.
— Я и не представляла, что картины Сислея так красивы.
— Мы с ним встречались в Париже, но мимолетно. В следующий раз, когда я поеду туда, надо будет обязательно познакомиться с ним поближе.
Всю дорогу домой они проговорили о живописи импрессионистов, но на этот раз Симонетте требовалось прилагать усилие, чтобы сосредоточиться на разговоре и выбросить из головы столкновение с графом. Звезды уже высыпали на небосвод, взошел молодой месяц, а девушка, прижавшись к отцу, чтобы почувствовать себя в безопасности, изо всех сил старалась внимательно слушать его рассуждения.
Но когда они приехали домой и герцог, зевая, направился к себе в комнату, Симонетта остановила его, пытаясь успокоить себя:
— Нам… ведь нет… никакой необходимости… еще раз… встречаться с графом, да, папа?
— Само собой разумеется, никакой! Я видел, как он бесцеремонно пытался заигрывать с тобой во время обеда, но, полагаю, его супруга привыкла к подобному поведению.
Симонетта вздрогнула.
— Его супруга, — машинально повторила она. — Так граф… женат?
— Ну да! Женат. Я смутно припоминаю, что она происходит из очень богатой семьи. Именно на ее деньги он и приобретает картины, которые гордо называет «своей коллекцией».
Симонетта сжала губы. Теперь поведение графа показалось ей еще отвратительнее.
Значит, его предложение означало прямое оскорбление.
Оскорбление, которое в прежнее время могло быть смыто только кровью.
Впрочем, убеждала она себя, скорее всего кто-нибудь из молодых художниц согласился бы поехать с ним, поскольку они жили, как говорил отец, на грани нищеты.
Она все еще не до конца понимала, чего хотел от нее граф, но даже его прикосновения были ей неприятны. Ну а если бы он попытался поцеловать ее… Ничего отвратительнее она не могла себе представить.
— Я больше никогда его не увижу! — воскликнула она, оставшись одна у себя комнате, но почему-то полной уверенности в этом у нее не было. — Я сама выдумываю себе страхи, — вслух произнесла Симонетта, но страх не оставлял ее. Она не сомневалась, что графа не так легко перехитрить, а его тщеславие не позволит ему смириться с поражением.
«Он ничего не сможет мне сделать, пока я с папой», — убеждала себя девушка.
К тому же у нее есть и еще один защитник, Пьер Валери. Из его слов явно следовало, что он недолюбливал графа, будучи, по всей видимости, наслышан о его «подвигах». Симонетта решила, что, хотя она не может признаться отцу во всем, она, возможно, расскажет все Пьеру.
Она лежала в темноте, и ее одолевали невеселые мысли.
Как бесчестно со стороны мужчины так унижать девушку, даже если она обыкновенная начинающая художница. Неужели, будь она бедной, она сама не заслуживала бы уважения? Не могут же все художницы вести себя дурно.
Она вспоминала, как Пьер Валери предостерегал ее. Но Симонетте раньше и в голову не приходило, что девушке опасно находиться рядом с мужчиной, который восторгается ее красотой.
«И все-таки я не могу испортить отцу его „каникулы“, заставив тревожиться за меня», — решила она. Каким бесполезным и грустным станет ее пребывание дома в его отсутствие, пусть даже с ее любимой тетушкой Гарриет! Как тяжело ей будет сознавать, что отец находится в Ле-Бо или в каком-нибудь еще живописном уголке Франции без нее.
Еще раз все обдумав, Симонетта решила, что ей нечего — бояться и нельзя рассказывать отцу о мерзком поведении графа.
Наутро, спустившись к завтраку, Симонетта нашла отца в прекрасном расположении духа.
— Похоже, сегодня превосходный день! И для живописи, и для всего остального. Я чувствую себя лет на двадцать моложе! Не то что вчера. Может, все дело в великолепном вине, которым нас угощали вчера вечером?
Симонетта рассмеялась.
— Смотри, папа! Как бы тебе не оказаться слишком юным для такой взрослой дочери, как я.
Герцог улыбнулся ее шутке.
— Ты выглядишь сегодня очаровательно, дорогая моя дочурка. Только осторожнее, не обожги кожу. Мне нравится ее белизна. Да и твои любимые трубадуры особо восхваляли белизну кожи своих Прекрасных дам.
— Хорошо бы разузнать побольше о трубадурах, пока мы здесь, — заметила Симонетта.
— Непременно!
Но она знала, что поэзия мало интересует отца, и он уже весь ушел в мысли о предстоящей работе.
Сразу же после завтрака они принялись за дело и усердно трудились до самого ленча.
По дороге к дому герцог неожиданно спросил:
— Ты ведь хочешь познакомиться с Полем Сезанном? И вот какой у меня родился план. Я отправлюсь в гостиницу, где скорее всего найду его среди друзей, и приглашу поужинать с нами сегодня вечером.
— Это было бы замечательно, папа, — покорно проговорила Симонетта, хотя сердце у нее защемило.
Да, она очень хотела познакомиться с Сезанном. Но если отец приведет Сезанна к ним сегодня, она опять не сможет сдержать обещание, которое дала Пьеру Валери.
Однако у нее не было повода возражать отцу.
После отличного ленча герцог объявил:
— Итак, я отправляюсь в гостиницу. Лучше будет, если ты дождешься моего возвращения. Займись своей работой.
Как раз успеешь закончить вид из сада.
— Да, конечно, папа, — согласилась Симонетта.
Герцог отправился в сторону гостиницы, радостно улыбаясь и предвкушая встречу с еще одним из своих кумиров.
Симонетта подождала, пока он скроется из виду, и поспешила по той же дороге к Храму любви.
Она надеялась, нет, она молилась, чтобы Пьер Валери оказался там.
Ее мольбы были услышаны. Она различила его фигуру, склоненную над мольбертом, на том же самом месте среди деревьев. Девушка побежала к нему. Художник поднялся ей навстречу, и она почувствовала, как он рад ее появлению.
— Мне… необходимо… Я пришла рассказать вам, что… происходит, — начала Симонетта, не успев отдышаться.
— Что же произошло опять? — спросил Пьер.
— Мой учитель отправился в гостиницу пригласить на ужин Поля Сезанна. Его приезд ожидался сегодня.
— И вы полагаете, это помешает вам прийти позировать мне, не так ли?
— Боюсь… да.
— Похоже, слишком много препятствий на пути к завершению моей работы!
— Простите меня… и, пожалуйста, не сердитесь, мне и самой очень жаль.
