Он приподнял ее над землей, и Молли уперлась руками ему в плечи.
— Я хочу тебя, — прорычал он, укладывая ее на потертый персидский ковер, на котором она спала раньше.
Молли тоже страстно хотела Азраила. Ее сердце колотилось как сумасшедшее, она с упоением ощущала тяжесть тела Азраила. Продолжая целовать, он потянул вверх ее платье, и она не протестовала, потому что впервые в жизни хотела, чтобы ее ласкали. В любом случае, она чувствовала себя с Азраилом в безопасности. Она знала, что он остановится, если она попросит его об этом. И он не сделает ничего, что ей не понравится.
Он с благоговением ласкал ее грудь сливочного оттенка и розовые соски.
— Ты прекрасна, — сказал он. — Ты совершенство.
На этот раз Азраил даже не задумывался о завтрашнем дне. Он снова припал к ее губам, а его нетерпеливые руки продолжали поглаживать ее пышную грудь. Молли извивалась и постанывала.
Она судорожно глотнула воздуха, когда он опустил руку и стал ласкать ее между ног. Она чувствовала себя абсолютно спокойной, зная, что пьет противозачаточные таблетки для регулирования месячного цикла, поэтому не сможет забеременеть.
Внезапно он отстранился от нее и стиснул зубы.
— Азраил? — Молли приподняла взъерошенную голову.
— Мы должны остановиться. У меня нет презерватива, — прерывисто ответил он.
Ошеломленная, Молли села, дрожа от пульсирующего волнения. Отчасти она была шокирована, потому что едва не лишилась девственности. Логика и практичность говорили ей, что у нее никогда не будет ничего общего с королем. Она также признала, что впервые в жизни испытала настоящее сексуальное искушение и очень быстро ему поддалась.
— Я не могу рисковать. — Азраил напряженно вздохнул.
— Конечно нет, — согласилась Молли, ее лицо пылало от смущения. Она не понимала, почему Азраил так ее привлекает. Да, он великолепен. Но ему было достаточно просто прикоснуться к ней, и она забыла обо всем. Несколько сумасшедших минут он полностью контролировал ее тело и реакции. Ее шокировало то, что она напрочь забыла о здравом смысле. Она не была ханжой, но старалась оставаться разумной.
Резко одернув платье, Молли с трудом встала, отказываясь взглянуть на Азраила. Ее ноги стали ватными. На улице по-прежнему бушевала буря.
Она смущенно произнесла:
— Мне надо на улицу.
Азраил подошел к краю бассейна, взял ржавый фонарь и вернулся к ней.
— В этом нет необходимости, — сказал он, осторожно подталкивая ее к задней части пещеры. — Туалет примитивный, но им можно пользоваться.
Вернувшись к костру, она постаралась не смущаться. В конце концов, они оба немного увлеклись, но на самом деле ничего особенного не произошло. В конечном счете, здравый смысл возобладал.
Азраил пялился на огонь, стараясь подавить желание и оставаться спокойным и хладнокровным. Еще ни разу в жизни он так не желал женщину. Он мучился от возбуждения, разочарования и сожаления.
Молли присела напротив него и печально посмотрела в его задумчивое и мрачное лицо.
— Не хмурься, Азраил. Мы немного сглупи ли, но ничего не произошло.
Он поджал красивые губы.
— Мы не будем это обсуждать.
На Молли уставились блестящие темно-золотистые глаза, и она затрепетала и с трудом сдержала стон. Страстное притяжение между ними не ушло и не ослабело. У Молли было мало опыта в сексуальных отношениях, но она помнила времена, когда ей очень хотелось почувствовать мощное влечение, о котором она слышала от других женщин. Итак, теперь она знает, что она не фригидна.
— Я могу говорить вслух, а ты можешь меня не слушать, — решительно предложила она.
Он нетерпеливо взглянул на нее.
— Мы будем вести себя как взрослые, — сказал он.
— Когда ты так говоришь, мне хочется толкнуть тебя в бассейн во всей одежде, — честно призналась Молли, встала и пошла посмотреть на бурю. Она вдруг осознала, почему Азраил злится. Он привык всегда контролировать ситуацию. Но совсем недавно он почти потерял голову.
Молли оторопело слушала завывание ветра на улице. Буря нисколько не ослабевала. Ее одежда снова запылилась. Раздраженно отряхиваясь, Молли вернулась к костру.
— Тебе полегчает, если я скажу, что я не пойду в полицию, когда вернусь в Лондон? — сухо спросила Молли.
Азраил посмотрел на нее, прищурившись.
— Ты передумала? Я считал, ты жаждешь справедливости.
— Тахир совершил сумасшедший поступок, но я тоже делала глупости, когда была подростком. Я не нарушала закон, но тогда я решила, что я просто не настолько зрелая, — категорично сказала Молли.
Азраилу стало любопытно.
— Что ты сделала?
— Мне было всего четырнадцать, но я верила, что стану профессиональным музыкантом, и я убежала из дома. Я планировала уехать в Лондон и ни с кем не выходить на связь, пока не прославлюсь, — призналась она с печальной гримасой.
— Почему? — просто спросил он.
Молли с трудом сглотнула, не желая дальше откровенничать.
— Моя мачеха причиняла мне боль, и с каждым днем становилось все хуже.
Азраил хмурился.
— Какую боль она тебе причиняла? — спросил он.
— Она щипала меня, дергала за волосы, била по лицу. И хотя я говорила об этом отцу, он за меня не заступался. Она заявляла, что я дерзкая, но я такой не была. Я уже давно научилась молчать в ее присутствии и старалась не раздражать ее, но ничего не менялось, — печально призналась она. — В конце концов я стала жить с дедом, и я больше не видела своего отца. Он не приезжал ко мне.
Азраил слушал Молли, наблюдая за ней темно-золотистыми глазами, сверкающими от пламени костра.
— Грустная история. Хотя мой отец умер, когда я был маленьким, я был очень близок с ним.
— По крайней мере, у тебя остались счастливые воспоминания. Мои счастливые воспоминания связаны с моим дедом, — сказала Молли. — Мне очень повезло, что он поддержал меня.
— Его болезнь огорчает тебя?
Молли пожала плечами.
— Я уже привыкла к этому, и я рада, что он все еще жив. Он мой единственный родственник.
Азраил задумчиво разглядывал Молли, любуясь ясностью ее зеленых глаз на раскрасневшемся лице в форме сердца.
— Ты не шутила, говоря, что не выдвинешь обвинений против Тахира? — спросил он.
Молли покачала головой и громко простонала:
— Ты всегда такой недоверчивый и подозрительный? Тебе нелегко принимать хорошие новости?
— Недоверчивость у меня в крови, — ничуть не смущаясь, ответил Азраил.
— Это плохо, — возразила Молли.
— Если ты не шутила, я благодарю тебя за великодушие.
