Во всяком случае, мы с Моникой на несколько дней стали героями школы. Приезжал даже фотограф из местной газеты. На следующий день мы уже красовались на страницах газеты, где подробно были описаны наши «подвиги». Жалко, конечно, что на фотографии вместе с нами не было Марселя. Когда родители прочитали газету, то их гордости не было предела. Они повсюду рассказывали об этой истории.
Как-то раз утром, делая очередные записи в дневник успеха, я задумалась. Конечно, это было настоящее приключение, но я вдруг поняла, что вся моя жизнь стала сплошным приключением. И это было здорово!
Я заметила, что сильно изменилась с тех пор, как начала проявлять интерес к деньгам. Жизнь стала более увлекательной. Я увидела людей с другой стороны. Мне стало интересно разговаривать со взрослыми. Я многому научилась, но совсем не так, как в школе. Полученные знания казались мне очень важными, поскольку я чувствовала, что они пригодятся в жизни. Мне было намного интереснее узнать, как заработать деньги, чтобы полететь в Америку, чем зубрить даты жизни Карла Великого. Я подтянулась по некоторым предметам. Английский, например, я учила с большим удовольствием, поскольку знала, что скоро он мне очень пригодится.
Я размышляла о многих вещах, которые раньше были мне абсолютно безразличны. Но самое главное, что мне было хорошо. Я вдруг поняла, что дело вовсе не в деньгах, а в том, что каждый день приносит радость. Дневник успеха помог мне многое осмыслить. Я уже долгое время записывала туда не только свои достижения, но и те обстоятельства, которые к ним привели. Так, например, я поняла, что я смелая. И меня вовсе не смущало, что я чего-то боюсь. Господин Ханенкамп как-то объяснил мне, что смелые люди тоже испытывают страх. Но потому-то их и называют смелыми, что они, несмотря на страх, все же идут вперед.
Я готова была упорно работать, но так, чтобы это доставляло мне радость. Родители всегда говорили мне, что я ленивая. Если они и были правы, то лишь отчасти, потому что сейчас я очень много работала. Каждый день мне приходилось возиться с тремя собаками, кормить их, чистить, выгуливать и дрессировать. Это было нелегко, но такая работа мне нравилась.
Впервые я ощущала, что работаю в полную силу. Раньше я, бывало, убеждала себя: «Вот если я как следует возьмусь за учебу, то у меня будут только отличные оценки». Теперь я поняла, что это только отговорки, за которыми было удобно прятаться. Сейчас я выкладывалась полностью и не нуждалась ни в каких отговорках. Отсюда становилось ясно, на что я в действительности способна.
Теперь я занималась вещами, о которых раньше и подумать не могла. Например, зарабатывала деньги. И только в процессе работы я осознавала, что действительно на это способна.
Все последующие дни пролетели незаметно. Я с удовольствием возилась с тремя собаками, вела увлекательные беседы с Марселем, Ханенкампами и Гольдштерном. У меня было много вопросов, и каждый раз я узнавала удивительные вещи.
От Гольдштерна я получила чек на 2065 евро. Мне все еще было неловко брать деньги за то, что я ухаживала за Мани, потому что это было мое самое любимое занятие, но Гольдштерн заявил мне: «Если бы ты потеряла свою собаку, то тоже порадовалась бы, узнав, что кто-то о ней позаботился. И от того, что ты делала это бескорыстно, твоя работа становится еще ценнее». Я вынуждена была признать, что он прав. Мани ни с кем не чувствовал бы себя так хорошо, как со мной.
Я отнесла чек в банк и затем распределила деньги так, как решила. Половина, то есть 1032,5 евро, осталась на счете, чтобы росла моя «курица». Вторую половину, то есть 1032,5 евро, я сняла наличными. Из них я по 413 евро положила в каждую копилку мечты, и еще 206,5 евро осталось на расходы. Было так приятно положить 413 евро в копилку на Сан-Франциско и 413 – в копилку на компьютер! Мне даже хотелось позвать маму, чтобы она могла на это взглянуть. Но затем я решила, что потом лучше сделаю ей сюрприз.
Получив деньги от Ханенкампов, я распределила их по той же схеме. Как-никак это все же было 2 евро в день плюс 10 евро за каждую команду, которую Наполеон осваивал с моей помощью. Иногда я позволяла себе позвать на помощь Монику и отдавала ей за это половину заработанных денег.
Сначала мне казалось, что это немного несправедливо. В конце концов, я же бездельничала, а Моника делала всю работу, хотя получали мы поровну. Но Марсель объяснил мне: «В каждом заработке сама работа составляет всего половину. Вторая половина – это идея и желание претворить ее в жизнь». Я рассказала об этом Монике и предложила ей самой найти себе собаку вроде Наполеона. Но она сказала, что ей не хватит смелости даже заговорить с кем-нибудь об этом. Кроме того, она и так получала по 75 евро на карманные расходы и была довольна.
Я решила, что никогда не буду давать своим детям так много денег. Лучше я научу их вести дневник успеха и зарабатывать деньги самостоятельно. И чем раньше, тем лучше.
Однако что-то все же не давало мне покоя. Беседы с Мани становились все реже. Я была слишком занята и много беседовала со своим двоюродным братом и с Ханенкампами. Встречи с Гольдштерном тоже становились все продолжительнее. Поэтому мы почти не выбирались вместе с Мани в наше лесное убежище. Разумеется, мы много гуляли и играли вместе, но почти не разговаривали. На многие вопросы, которые я собиралась задать Мани, я уже получила ответ от Гольдштерна и других людей.
Но Мани это, похоже, ничуть не беспокоило. Скорее, даже наоборот. Ему, очевидно, нравилось, что с ним обращаются как с обычной собакой. Он с удовольствием играл вместе с Наполеоном и Бианкой. Когда я видела их вместе, то Мани ничем от них не отличался. Я утешала себя тем, что так, наверное, и должно быть.
Как-то раз я сидела вместе с родителями за обеденным столом. Они молчали и угрюмо смотрели в свои тарелки. Родители всегда выглядели так после ссоры. Я уже давно решила еще раз завести разговор об их долгах. Перед этим я еще раз перечитала список советов, полученных от Мани. Правда, момент для такого разговора был, видимо, не самый подходящий.
Папа нарушил молчание:
– Кира, я просмотрел выписку из твоего банковского счета. Там много денег, – он испытующим взглядом посмотрел на меня. – Очень много.
– Я получила их от Гольдштерна за то, что ухаживала за Мани, – объяснила я.
– Вот видишь, все и разъяснилось, – с облегченным видом сказала мама.
– Но ты сняла 1032,5 евро, – продолжал папа. – Можешь объяснить, куда ты их дела?
Мне стало не по себе. Дело не в том, что я чувствовала за собой какую-то вину, но я явно ощущала недоверие к себе, причем несправедливое.
Я заставила себя успокоиться и объяснила, как зарабатываю деньги. Кроме того, я рассказала, как распределяю полученные доходы. Пятьдесят процентов – для «курицы», сорок – на свои мечты и десять – на расходы. Разумеется, мне пришлось еще раз рассказать историю про курицу, иначе родители вообще ничего не поняли бы.
