Как видите, страны ведут себя, как подростки, выбирая то, что им больше всего подходит. А как это сказывается на остальных? С обменными курсами связаны две глобальные проблемы. Во-первых, международные потоки капитала могут иногда превращаться в нечто, очень сильно напоминающее паническое изъятие средств из банка, только в иных масштабах. Капитал находит свой путь в любой уголок земного шара, обещающий привлекательную доходность инвестиций. Но когда инвесторы толпой устремляются на выход, они гробят местную валюту, тем самым усугубляя кризис и побуждая к бегству все больше и больше инвесторов, из-за чего валюта обесценивается еще сильнее. (Именно поэтому иранские менялы с ностальгией вспоминают страшные для экономики их родины дни правления Ахмадинежада.) Национальный центральный банк сталкивается с дилеммой — поднять процентные ставки, чтобы остановить валютное кровоизлияние (и еще больше ухудшить экономическую ситуацию в стране), или, напротив, снизить процентные ставки и тем самым ослабить экономические проблемы, приведшие к кризису (и в результате еще сильнее обрушить стоимость национальной валюты). За последние десятилетия через такие испытания прошли многие страны: Мексика, Аргентина, Турция, Россия, Исландия, Южная Корея, Таиланд. МВФ выступает для этих стран в качестве кредитора последней инстанции, так же, как ФРС — для американских банков. И это порождает ту же базовую проблему морального риска, о которой мы упоминали в предыдущей главе.
Подобные кризисы дестабилизируют мировую финансовую систему. Очевидно, что лучше предотвращать их, чем потом с ними бороться. Специалисты сходятся во мнении, что плавающие обменные курсы в меньшей степени чреваты кризисами, так как обеспечивают своего рода буфер от экономических потрясений и не провоцируют активных действий спекулянтов, которые пытаются предсказать отказ той или иной страны от обязательств по привязке (как это сделал Джордж Сорос). МВФ затронул тему контроля над движением капитала, предложив установить ограничения на оперативность его перемещения инвесторами в страну или из нее, либо обложить эти потоки налогами. Эта идея раньше предавалась в среде экономистов анафеме, поскольку главное предназначение рынков — позволить капиталам беспрепятственно перемещаться туда, где их стоимость максимальна. Однако дестабилизирующие эффекты «горячих денег» нередко перевешивают выгоды.
Вторая проблема связана с обеспечением максимально эффективной координации валютных курсов и потоков капитала в глобальном масштабе. В 2014 году Рагхурам Раджан, глава центрального банка Индии и бывший главный экономист МВФ, посетовал: «Международное сотрудничество в сфере валютных отношений окончательно провалилось». Непредвиденная и несогласованная кредитно-денежная политика приводит ко всевозможным глобальным экономическим проблемам и осложнениям. К 2014 году укрепление доллара США несло огромную угрозу иностранным компаниям, которые набрали огромные кредиты в период низких процентных ставок в Америке. (Им приходилось погашать задолженность в долларах, и в местной валюте платежи постоянно росли.) А до этого существовала другая проблема: из-за низких процентных ставок и медленного экономического роста в развитых странах деньги в поисках более высокой доходности массово перетекали в развивающиеся страны. Один чиновник МВФ описал это явление, как «международное монетарное цунами». И его результатом нередко становились «пузыри» активов и завышенные обменные курсы
[189]. Рагхурам Раджан однажды сказал группе школьников из Мумбаи (прекрасно понимая, что его слова услышат многие влиятельные люди, в том числе из центральных банков разных государств): «Нам всем очень хотелось бы жить в мире, где страны учитывают влияние их политики на другие народы и поступают правильно в широком смысле, а не просто исходя из конкретных обстоятельств своего государства»
[190].
О, Рагху (я работал вместе с ним в Чикагском университете, так что имею полное право так его называть), мы уже давно не живем в таком мире. Действительно, нам удалось создать систему скоординированных валютных курсов, которая просуществовала несколько десятилетий в XX веке. Незадолго до конца Второй мировой войны союзники собрались в Бреттон-Вудсе, чтобы спланировать новую международную валютную систему, призванную заменить золотой стандарт в послевоенный период. Но это оказалась последняя успешная попытка координации основных мировых валют. В результате встречи в Бреттон-Вудсе был создан квазизолотой стандарт, согласно которому доллар США привязывался к золоту, а валюты остальных стран — участниц соглашения — к доллару
[191]. (В ходе Бреттон-Вудской конференции также были учреждены Всемирный банк и Международный валютный фонд.) Таким образом, золото стало своего рода якорем послевоенной международной финансовой системы. С самого начала другие страны, в частности Франция, были недовольны слишком большой ролью доллара в Бреттон-Вудской системе. В итоге в 1971 году она сломалась, когда из-за налогово-бюджетных диспропорций США стало все труднее погашать доллары, предъявляемые иностранными государствами для обмена на золото.
А 15 августа 1971 года, встретившись в уик-энд со своими советниками в Кэмп-Дэвиде, Ричард Никсон аннулировал право иностранных государств обменивать доллары на золото, захлопнув так называемое золотое окно. Бреттон-Вудское соглашение было расторгнуто, что окончательно разорвало связь между долларом и золотом. С этого момента государство, создающее значительный резерв американских долларов, просто владеет большой долларовой массой. Как писал Economist по случаю сороковой годовщины этого рокового уик-энда, «так началась эпоха бумажных денег и плавающих обменных курсов»
[192].
С тех пор в сфере международного валютного регулирования время от времени случались всплески слаженной командной работы. В 1985 году представители Франции, Западной Германии, США, Великобритании и Японии встретились в Нью-Йорке, чтобы обсудить глобальные дисбалансы, вызванные чрезмерно сильным долларом. На площади Согласия, названной так в честь отеля, где проводились переговоры, участники решили действовать сообща, чтобы удешевить доллар. За два последующих года стоимость американской валюты упала по отношению к иене и немецкой марке на 50 процентов. Впоследствии соглашение «Плаза» было провозглашено «ярчайшим символом международного сотрудничества»
[193]. Но вот какая штука: когда крупные экономики мира достигли этой наивысшей точки, Германия по-прежнему была разделена на Восточную и Западную, а Барак Обама еще даже не поступил в университет. В главе 14 мы задаемся вопросом, а не настало ли время для Бреттон-Вудского соглашения II? И существует ли способ использовать преимущества гибкости плавающих обменных курсов без дестабилизирующего эффекта волатильности?
