Крах Bear Stearns какое-то время воспринимался как единичное событие, хотя в действительности это была первая крупная рябь на спокойной поверхности экономики, которая со временем переросла в финансовый кризис 2008 года
[338]. Через полгода, 15 сентября 2008-го, Lehman Brothers объявил о банкротстве. К тому времени рябь уже превратилась в мощную приливную волну. Разразившийся кризис уничтожил мириады рабочих мест, выбросил множество американцев из их домов и распространил подобные беды по всему миру. Безработица на пике достигла 10 %. В период между 2008 и 2012 годами права выкупа лишились почти 12 миллионов объектов недвижимости. Экономика сократилась более чем на 4 % в реальном выражении, после чего достигла дна. И все же, как мы говорили в конце предыдущей главы, могло быть гораздо хуже. Мы на всех парах мчались к полной и окончательной финансовой катастрофе, но нам удалось увести экономику от тотального взрыва. Для сравнения скажу, что во время Великой депрессии уровень безработицы вырос более чем на 25 %, и экономика сократилась примерно на столько же.
В этой главе я утверждаю, что Великая депрессия и финансовый кризис 2008 года во многих отношениях поразительно похожи. Оба коренились в надувании экономических пузырей: пузыря активов в 1929 году и недвижимости — в 2008-м. Оба усугублялись природной уязвимостью финансовой системы, в частности массовыми изъятиями вкладов из банков (в широком смысле этого понятия) во время паники. Оба подпитывали сами себя, поскольку люди, которые теряли сбережения, дома и бизнес, сокращали расходы, что вело к дальнейшим потерям сбережений, домов и бизнеса. Тем не менее одно существенное различие между ними все же есть. Во время Великой депрессии Федеральная резервная система — институт, специально созданный для предотвращения кризисов и сглаживания колебаний в экономике, — не справилась со своей миссией. Как говорит историк экономики Массачусетского технологического института Питер Темин, врачи убили пациента. Люди, принимавшие политические решения, отреагировали на события 1929-го — начала 1930-х годов способами, которые сегодня, с высоты времени, кажутся совершенно контрпродуктивными.
В 2008 году пациента удалось спасти. И сделали мы это в первую очередь благодаря извлеченным из ошибок 1930-х урокам. Да, без боли и страданий не обошлось. Человеческая глупость и жадность опять показали себя во всей красе. И люди, принимавшие решения, допускали ошибки, которые, возможно, станут очевидными только спустя годы. Изменения в сфере регулирования, введенные в ответ на финансовый кризис, судя по всему, предотвратили следующий крупный кризис, а может, и нет. Однако ничто из этого не должно заслонять главное: мы не были обречены повторять печальную историю прошлого, в значительной степени потому, что усвоили весьма ценный урок.
По счастливому совпадению Бен Бернанке, возглавлявший ФРС с 2006 по 2014 год, досконально изучил Великую депрессию. В 2000 году, еще будучи профессором экономики в Принстонском университете, он писал: «Думаю, я фанат Великой депрессии, точно так же как некоторые люди — фанаты Гражданской войны»
[339]. Конечно, президент Джордж Буш не поэтому назначил его председателем Совета экономических консультантов, но это было нам очень даже на руку. В 2002 году в Чикаго Бернанке произнес пророческую речь на конференции, организованной в честь девяностолетия Милтона Фридмана. Фридман большую часть своей карьеры жестко критиковал некомпетентность ФРС в 1930-х годах. Бернанке, в частности, говорил в тот вечер о важнейшей работе Фридмана и его соавтора Анны Джейкобсон Шварц, посвященной роли кредитно-денежной политики и Великой депрессии. А закончился панегирик поистине потрясающим заявлением, особенно учитывая случившееся с Бернанке, ФРС и США в последующее десятилетие: «В завершение позволю себе несколько злоупотребить своим положением официального представителя Федеральной резервной системы. Я хотел бы сказать Милтону и Анне: что касается Великой депрессии, вы правы, мы ее допустили. И безмерно об этом сожалеем. Но благодаря вам больше такое не повторится»
[340].
И такого больше действительно не было. Политическая реакция как Конгресса, так и ФРС в 2008 году включала импровизированные, непопулярные и часто плохо объясняемые меры. Долгосрочные последствия такой политики нам до конца не известны. Кризис миновал, но на момент написания этих строк мы все еще не вернулись к нормальной жизни. Краткосрочные процентные ставки по-прежнему близки к нулю. На счетах ФРС хранятся активы стоимостью 4,5 триллиона долларов — примерно в пять раз больше, чем в 2007 году
[341],
[342]. Так что истинное наследие Бернанке будет в огромной мере зависеть от долгосрочных последствий чрезвычайных мер ФРС во время кризиса. Репутацию Пола Волкера со временем укрепила долговечность его победы над инфляцией; престиж Алана Гринспена, напротив, с годами ослаб из-за просчетов и ошибок в области регулирования, совершенных им на посту главы ФРС и заложивших основу для ипотечной катастрофы. Нам все еще предстоит убедиться, что Бернанке действительно избежал ошибок ФРС в 1930-х годах. Однако, учитывая, что Милтон Фридман скончался в 2006 году, мы точно можем сказать, что обещание, данное ему, Бен Бернанке выполнил.
Великая депрессия
Крах фондового рынка 1929 года был частью серии событий, которые со временем переросли в Великую депрессию. Сам по себе крах рынка к Великой депрессии не привел — и это ключевой момент. Бен Бернанке писал: «Крах 1929 года был только первым этапом того, что оказалось гораздо более серьезным падением экономики»
[343]. Скорее всего, резкое снижение курса акций усугубила неумелая политика ФРС и других государственных органов. Такого рода события, как правило, сложны и запутанны, поскольку нам не дано знать наверняка, что бы произошло, если бы политики отреагировали на тот или иной вызов иначе. Для сравнения, известно, что 19 октября 1987 года, за один-единственный день, фондовый рынок рухнул на 22,6 % — такое падение не слишком сильно отличается от падения в «черный понедельник» и «черный вторник» в 1929 году (24,5 %)
[344]. Однако последствия обвала фондового рынка в 1987-м для экономики в целом оказались относительно незначительными. Так почему же крах 1929 года перерос в Великую депрессию, особенно учитывая тот факт, что подавляющее большинство американцев (около 90 %) в те времена не являлись держателями каких-либо акций?
[345]
