Однако более важной была проблема идеологическая. Видные лидеры как внутри, так и за стенами ФРС ратовали за идеи, которые усугубляли экономические проблемы депрессии, а вовсе не облегчали их. (Отсюда сравнение Питера Темина с лечением ртутью Моцарта.) Так, многие влиятельные мыслители того времени стали приверженцами «ликвидационистской теории» экономики. Они утверждали, что экономика в 1920-е годы слишком быстро росла и для восстановления баланса требуется некоторый период дефляции. По мере того как состояния неосмотрительных домохозяйств, ферм и компаний будут выкашиваться банкротствами, поскольку все их сохранившиеся активы уходят на погашение долгов, система очистится от гнили и перегибов, что создаст благоприятные возможности для нового старта. Как поясняет Бен Бернанке, «согласно этой теории, Великая депрессия хоть и была бедой, но бедой необходимой»
[362].
Тем не менее корнем всех проблем все же было упорное цепляние ФРС за золотой стандарт, который существенно ограничивал ее способность спасать банки и противодействовать падению цен. Из-за него ФРС не могла создавать новые деньги и достойно играть роль кредитора последней инстанции, потому что новые деньги должны были обеспечиваться золотом. ФРС не могла резко понизить процентные ставки в целях предотвращения спада экономики, так как это привело бы к утечке золота из страны. Другие страны, переживающие экономические трудности, наступали о те же грабли. США, как и остальные государства, защищали свои золотые запасы, сохраняя высокие процентные ставки — эти действия были противоположны необходимым для восстановления экономики. Как пишет Питер Темин в книге «Уроки Великой депрессии», «сохранение в промышленно развитых странах золотого стандарта было, вероятно, наихудшим из возможных действий»
[363].
Государства, которые не придерживались золотого стандарта, практически избежали депрессии (например, Китай). Страны, которые первыми отказались от золотого стандарта (Великобритания), быстрее всех восстановились. Страны, упорно цеплявшиеся за золотой стандарт, пережили самую длинную и глубокую депрессию за всю историю человечества (США и Германия). По сути, как пишет Темин, ни одному государству не удалось заметно восстановить экономику до тех пор, пока оно сохраняло золотой стандарт.
Полагаю, можно с полной уверенностью утверждать, что если врач упорно цепляется за неэффективный метод лечения, это на самом деле не что иное, как некомпетентность. В целом, думаю, мы согласимся, что ФРС провалила свою основную миссию — обеспечение макроэкономической стабильности путем поддержания стабильной стоимости валюты и защиты рынка от финансовых паник. Бен Бернанке, оценивая Великую депрессию, пишет: «[ФРС] не вела агрессивную кредитно-денежную политику для предотвращения дефляции и коллапса в экономике, поэтому не смогла достичь экономический стабильности. Не сумела она в полной мере и сыграть роль кредитора последней инстанции, позволив обанкротиться множеству банков, что привело к резкому сокращению кредитования и денежной массы. Таким образом, ФРС свою основную миссию не выполнила. Это важнейшие уроки, и сейчас, анализируя реакцию ФРС на финансовый кризис 2008–2009 годов, нам не следует о них забывать».
Дело вовсе не в том, чтобы осыпать презрением тех, кто принимал тогда политические решения и уже покинул этот мир. Наша задача — избежать аналогичных ошибок в будущем. А для этого давайте подробнее поговорим о финансовом кризисе 2008–2009 годов, в частности о том, что, столкнувшись с его вызовами, сделал иначе Бен Бернанке — один из величайших в мире знатоков Великой депрессии.
Финансовый кризис 2008 года
В один из наихудших моментов финансового кризиса мой друг по колледжу, который, кстати, впоследствии стал весьма успешным главой компании, отправился в банк, снял 10 тысяч долларов и спрятал их в свои ковбойские сапоги. Когда я позже услышал от него эту историю, меня поразили две вещи: наличие у него ковбойских сапог и уровень обуявшей тогда народ паники. А другой мой друг, оказавшись в самом эпицентре кризиса, на торговой площадке одного из крупнейших финансовых институтов Америки, решил наконец купить пистолет (раньше его отговаривала жена). Очевидно, система пошла вразнос. И чем ближе к кризису находились люди, тем в большем шоке они пребывали в те самые темные дни. В полном соответствии со зловещим предупреждением Бена Бернанке конгрессменам, о котором рассказывалось в конце предыдущей главы, перед нами разверзлась финансовая пропасть.
Надо сказать, начиналось все довольно многообещающе. Растущие цены на недвижимость сделали многих людей богаче, по крайней мере на бумаге. Каждый раз после продажи очередного соседского дома по удивительно высокой цене мы с женой прикидывали стоимость своего дома и, следовательно, чистую стоимость своих активов. Дом дальше по улице — совсем не такой хороший, как наш! — только что продали за 500 тысяч долларов? Похоже, дорогая, мы с тобой на этой неделе стали тысяч на сто богаче, чем на прошлой. И так жила вся Америка. Было ощущение, что цены на недвижимость и впредь будут расти быстрыми темпами (вопреки всем историческим данным) и что на некоторых рынках можно опоздать с выгодной покупкой. Я подозреваю, что если бы Ирвинг Фишер был жив, он, возможно, описал бы, почему и как цены на недвижимость достигли своего нового потолка. Процентные ставки по историческим меркам были низкими, что сделало ипотеку доступнее. Обе политические партии США с редким единодушием содействовали домовладению в стране. В период между 1997 годом и пиком на рынке жилой недвижимости, который пришелся на 2006 год, цены на жилье выросли на 152 %
[364]. И люди думали, что так будет и в дальнейшем. Согласно Отчету о расследовании причин финансового кризиса, к 2005 году «более чем один из каждых десяти проданных домов приобретался инвестором, спекулянтом или другим покупателем в качестве второго дома»
[365].
А потом музыка стихла. Отчет о расследовании причин финансового кризиса включает в себя душещипательные показания Уоррена Петерсона из Бейкерсфилда, владельца жилищно-строительной компании, прошедшего весь цикл экономического бума и краха. На протяжении 25 лет Петерсон ежегодно строил от трех до десяти домов по индивидуальному заказу. Но во время бума он возводил по тридцать домов в год — а потом спрос полностью прекратился. Цены на жилье начали повсеместно падать, причем чаще всего наиболее резко на самых активных прежде рынках. В одном только 2008 году было уничтожено одиннадцать триллионов богатства, то есть около 18 % чистой стоимости имущества американцев — крупнейшее падение за год за все время наблюдений
[366]. «С конца 2005 года до сегодняшнего времени я построил один-единственный новый дом», — сообщил Петерсон комиссии в 2010 году.
