Проведя краткий обзор «Второй мировой войны», рассмотрим, как Черчилль сам воспринимал свое произведение. В процессе работы над книгой он неоднократно повторял, что «не пишет историю, а излагает свои соображения»
. Более того, он старается даже избегать самого термина «история», предпочитая «рассказ, изложение и повествование»
. «Я не называю эту книгу историей: это задача другого поколения, — указывал автор в предисловии к первому тому. — Но я с уверенностью могу утверждать, что это вклад в историю, который принесет свою пользу в будущем». Также он повторяет, что «описывает события такими, какими он их видел», что «старается лишь внести свою лепту в описание исторических событий с точки зрения британского премьер-министра и министра обороны», что «рассказывает о том, что знал и переживал», будучи главой британского правительства
.
В принципе, для Черчилля, который сделал ставку на изложение личной истории, в выборе подобного метода повествования не было ничего нового. Однажды в 1947 году у него состоялся следующий диалог с Бивербруком:
— Чем ты занимаешься? — спросил Черчилль.
— Пишу, — прозвучало в ответ.
— О ком ты пишешь?
— О себе, — ответил Бивербрук.
— Хорошая тема! — воскликнул Черчилль. — Я пишу о себе уже пятьдесят лет и с превосходными результатами
.
Черчилль действительно писал о себе в течение полувека, став и Босуэллом, и Джонсоном в одном лице. Но только если раньше его коллеги позволяли себе иронизировать над его литературными стремлениями, говоря, например, о его пятитомнике про Первую мировую войну, что Черчилль написал автобиографию, которую назвал «Мировым кризисом», то в конце 1940-х и начале 1950-х годов, с выходом шеститомника о другом военном конфликте, эти шутки были уже неуместны. Как замечали его современники, положение Черчилля во Второй мировой войне сделало его личную историю и историю страны неотделимыми друг от друга
.
Шутки шутками, но аналогия с «Мировым кризисом» напрашивается непроизвольно и не сказать о ней несколько слов будет неправильно. В свое время рассказ Черчилля о Великой войне произвел сильное впечатление на современников. Но по-настоящему талантливый человек не останавливается на достигнутом, и если даже он и возвращается к хорошо зарекомендовавшему себя формату, то, как правило, добивается более значимого результата. «Вторая мировая война» уступает «Мальборо», но превосходит «Мировой кризис» в своей целостности.
Отчасти это связано с положением автора в новом военном конфликте. В период с 1914 по 1918 год Черчилль возглавлял различные ведомства, а с 1915 по 1917 год и того хуже, был не у дел, заседая в парламенте, воюя на фронте и занимаясь журналистикой. Все это различие в должностях и точке обзора происходящих событий повлияло на изложение материала, лишив «Мировой кризис» единства
. Спустя четверть века, не считая девяти месяцев руководства Адмиралтейством, все время пока бушевала мировая война, Черчилль провел на капитанском мостике. Взгляд на события с позиции премьера не только придал описанию целостность, но и сама должность главы правительства предоставила уникальную возможность по-другому рассмотреть спорные вопросы, поднимавшиеся в других произведениях автора. Среди таких вопросов выделяются: отношения между Британией и США (напряженные в XVIII, XIX и в начале XX столетия, но улаженные персональной дипломатией и установлением особых отношений с Ф. Рузвельтом), партийная борьба (занимавшая столько места в «Лорде Рандольфе» и «Мальборо» и решенная нашим героем благодаря формированию коалиционного правительства), недоверие между гражданскими и военными (занявшее ни одну страницу в «Мировом кризе» и ослабленное Черчиллем с назначением себя — главы правительства — на пост министра обороны), стратегические споры между «западниками» и «восточниками» (потрепавшие британскому политику столько нервов при разработке и реализации военных планов в годы Первой мировой войны и теперь сведенные им на нет консолидацией стратегических инициатив в своих руках).
Разумеется, дело было не только в Черчилле и занимаемой им высокой должности. Само событие играло немаловажную роль. Как известно из биологии: функция определяет орган. Вторая мировая война не только превзошла свою предшественницу в кровожадности, потерях и разрушениях, она вырвалась вперед и по уровню лидерства. На сцене появились исторические персонажи большей колоритности, динамизма и решительности. Причем, как указывает Исайя Берлин, это характерно для всех ключевых стран-участниц. Для России: Сталин — Николай II; для Италии: Муссолини — король Виктор Эммануил; для Германии: Гитлер — Вильгельм И; для США: Рузвельт — Вильсон, для Великобритании: Черчилль — Ллойд Джордж. Исключение составляет Франция, но ее участие в военных действиях носило сначала отступающий, а затем подпольный характер, но даже в этом ограниченном формате личность де Голля заметно выделяется на фоне политиков начала XX столетия (за исключением, пожалуй, лишь Клемансо)
. И Черчилль, благодаря своему таланту писателя, смог показать и масштаб противостояния, и масштаб участвующих в нем персоналий. Именно поэтому, признавая субъективизм изложения, исследователи продолжают рассматривать его сочинение, как историю, а самого Черчилля считать историком
.
Но и это еще не все. Именно послевоенные годы работы над «Второй мировой» и стали «звездным часом» британского автора, который благодаря своему творчеству смог сформировать у современников и последующих поколений устойчивое положительное мнение о своей деятельности. И это мнение, несмотря на всю его ограниченность и спорность, до сих пор продолжает оказывать влияние на специалистов, занимающихся изучением его личности
, а также самим мировым конфликтом
.
Ирония заключалась в том, что за Черчиллем, знаменитым своими устными выступлениями и письменными публикациями, закрепилась репутация человека больше слова, чем дела. И одна из целей, которую он преследовал, работая над своим произведением, состояла именно в опровержении этого стойкого убеждения и доказательстве того, что его управление опиралось не только на вдохновленные и памятные речи, но и на конкретные, порой весьма жесткие, порой спорные, порой авторитарные, но всегда решительные административные действия. Только для того, чтобы доказать, что он человек дела, Черчилль вновь обратился к слову. И несмотря на двусмысленность этой ситуации, ему удалось добиться желаемого. Правда, не без проблем и не без принесения в жертву своего литературного детища. Пытаясь добиться поставленной цели, автор сконцентрировал внимание на себе, чем вызвал заслуженную критику в свой адрес насчет предвзятости, односторонности и субъективности.
Используемый Черчиллем метод усиления поступков последующими за ними словами с объяснением мотивов своего поведения и возвеличиванием своих достижений не нов и часто практикуется государственными мужами. Но Черчилль пошел дальше большинства. Он призвал на помощь команду экспертов, процитировал неизвестные и закрытые для широкой публики документы и все это сделал с таким размахом, который остался нереализуем для других участников войны.
В итоге количество перешло в качество. И сегодня монументальный труд британского политика-автора изучают не только историки, проверяющие и уточняющие приводимые данные, обсуждающие предложенные трактовки и, порой не без успеха, спорящие с автором. Его труд стал также предметом исследований для филологов. У Черчилля всегда было особое отношение к слову. Он выступал против канцеляризмов и бюрократизмов, витиеватых оборотов и напыщенных конструкций, считая, что они виновны в «разрушении любых форм человеческого общения, а также способствуют уничтожению самого мыслительного процесса»
. В августе 1940 года он просил своих коллег избегать «путанных и расплывчатых выражений», являющихся не более чем пустым многословием. Он призывал «использовать короткие выразительные фразы, даже если они и относятся к разговорной речи»
.
