Метания Черчилля не были бесконечны. В мае 1947 года он отнес Советский Союз наряду с США, Европой и Британской империей к одной из четырех «главных опор всеобщего храма мира»
. В начале 1948 года, то есть еще до того, как в СССР появилась собственная атомная бомба, экс-премьер пришел к выводу, что единственным способом избежать войны является открытый диалог с советским руководством для последующего достижения взаимовыгодного соглашения. Об этом Черчилль заявил публично во время одного из январских заседаний палаты общин
. Кроме того не сохранилось никаких свидетельств, чтобы Черчилль обращался к президенту США и руководству Государственного департамента с целью убедить американцев использовать против бывшего союзника атомную бомбу в военных целях. Историки склонны считать, что он и не помышлял об этом. А тем, кто с трепетом относится к личным разговорам нашего героя, полезно будет ознакомиться с еще одним его признанием, сделанным на этот раз своему личному секретарю в конце 1950-х годов: «Я всегда боялся, что руководство США поддастся давлению масс и решит использовать водородную бомбу против СССР, когда у Советов еще не было в наличие подобного оружия»
.
Поигравшись с идеей атомного конфликта, Черчилль одним из первых западных политиков понял бесперспективность обращения к последнему слову науки и техники в области вооружений. «Катастрофа, которая последует в случае применения противоборствующими сторонами атомной бомбы, будет настолько чудовищной, что вызовет не только гибель всего того, что мы называем цивилизацией, но и, по всей видимости, приведет к прекращению жизни на Земле», — предупреждал он еще в 1946 году
.
Однажды Черчилль уже дал свое согласие на использование атомной бомбы. И нельзя сказать, что этот поступок его не тяготил. В июле 1946 года в беседе с лордом Маунтбэттеном, Джоном Андерсоном и Аланом Кэмпбелл-Джонсоном (1913–1998) он заметил, что решение о бомбардировке Японии является, пожалуй, единственным, к которому история предъявит серьезные вопросы.
— Возможно, меня даже спросит Создатель, зачем я использовал эту бомбу? Я буду защищать себя энергично и решительно, сказав: «Зачем Вы дали нам это знание, когда человечество свирепствовало в яростных битвах?»
Но уместно ли вести так диалог со Всевышним?
— Вы не можете обвинять ваших судей, — парировал Джон Андерсон
.
Да Черчилль и сам не мог не понимать шаткости своей защиты. В январе 1953 года, незадолго до того как Трумэн должен был оставить свой влиятельный пост, Черчилль принимал президента в британском посольстве в Вашингтоне. Среди прочих, он поднял вопрос, что их ждет у Небесных врат за участие в бомбардировке Хиросимы и Нагасаки.
— Мистер президент, — спросил премьер-министр, — я надеюсь, вы уже приготовили свой ответ, когда мы предстанем перед святым Петром и тот спросит: «Я полагаю, что вы двое несете ответственность за сбрасывание тех атомных бомб»?
Трумэн не стал отвечать. В дискуссию с Черчиллем вступил сторонник наращивания американского военного потенциала министр обороны Роберт Ловетт (1895–1986).
— Вы уверены, премьер-министр, что вас и президента доставят на допрос в одно и то же место?
— Ловетт, мое громадное уважение к Создателю нашей и множества других вселенных внушает мне уверенность, что Он не вынесет приговора в отношении отдельного человека, пока не выслушает его.
— Согласен, но ваши слушания не обязательно начнутся в Верховном суде или в том же суде, что и слушания президента. Они могут происходить в совершенно ином, далеко удаленном месте.
— Я не сомневаюсь в этом, — ответил Черчилль. — Но где бы они ни происходили, они будут следовать принципам английского общего права.
Дальше политик сослался на одно из основополагающих положений английского общего права — презумпцию незаконности задержания, означающую право арестованного быть лично доставленным в суд вместе с доказательствами, подтверждающими необходимость ареста
.
Как будет показано дальше, Черчилль не только задумывался над тем, как объяснить и чем оправдаться за содеянное. Он также стал выступать против эскалации международной напряженности и превратился в оппонента агрессивно настроенных политиков и военных, не исключавших применение страшного оружия.
Но если Черчилль не собирался прибегать к атомной бомбе, тогда к чему были все эти громкие заявление, как, впрочем, и само заигрывание с опасной темой? Ответ на этот вопрос состоит в том, что атомная бомба рассматривалась им не как средство подавления в возможной войне, а как инструмент оказания влияния за столом переговоров. Именно этот подход британский политик и обсуждал в упоминаемом выше разговоре с Макензи Кингом. Он считал, что до руководства СССР должно быть доведено: Запад «не позволит разрушать Восточную Европу и распространять свой режим дальше», и если «Россия не готова к сотрудничеству», тогда Запад будет вынужден перейти к активным формам давления. Согласно сохранившимся записям, Черчилль был уверен в том, что «если Молотову, Сталину и другим» советским политикам «сказать, что произойдет», «они уступят и прекратят свой блеф»
.
Схожие мысли Черчилль высказал в марте 1949 года в беседе с Трумэном, призвав президента публично объявить, что США готовы использовать атомную бомбу для защиты демократии. И президент это заявление сделал в апреле 1949 года, во время встречи с недавно избранными членами Конгресса
. Черчилль также не ограничился кулуарными беседами. Выступая в августе 1950 года по радио, он подчеркнул, что «единственный способ иметь дело с коммунистической Россией заключается в обладании превосходящим вооружением, а также проведением политики разума и справедливости»
. В понимании Черчилля атомная бомба стала единственным препятствием между свободной Европой и «полным подчинением ее коммунистической тирании»
.
Черчилль называл свою концепцию «планом борьбы за мир и единственным планом, который имел шанс на успех»
. Исследователи назовут его риторику «политикой силы». Но по сути, то, к чему обратился британский политик, представляло собой шантаж. Неслучайно в беседе с Макензи Кингом Черчилль употребил слово «блеф». Он не верил в серьезность намерений СССР относительно стран Восточной Европы. Оставаясь заложником борьбы с политикой умиротворения пятнадцатилетней давности, он считал, что категоричных заявлений будет достаточно для оказания влияния. И в этом состояла его серьезная ошибка.
Черчилль рассматривал сложившуюся после мировой войны ситуацию с опасной для геополитики долей упрощения. На это обращали внимание многие его современники, в том числе и в самой Британии. Описывая одно из знаменитых своей агрессивностью выступлений лидера оппозиции в октябре 1948 года
The Times недвусмысленно заявила, что «угроза бомбой наверняка не заставит Россию принять условия Запада». Журналисты считали, что «ни одна великая и гордая нация не станет вести переговоры под давлением»
. Но дело было не только в гордости. Арсенал США в части атомного оружия был на тот момент достаточно примитивен. Он мог подойти для устрашения Японии, но не такой сверхдержавы, как СССР
.
